Дженнет Лавсмит - Золушка из Калифорнии

Как ни странно, дочь никогда не наряжалась в старые платья матери и, в отличие от других маленьких девочек, никогда не расхаживала по дому в материнских туфельках на высоких каблуках. Большую часть отведенного на игру времени она проводила лежа на полу и усердно рисуя красавиц, которые были похожи на ее мать и щеголяли в необычных, фантастических нарядах, созданных воображением девочки. Отец поощрял это увлечение, говоря, что у нее несомненные способности в художественному творчеству.

Лучше бы он отправил меня в школу бизнеса, думала Патриция. Делопроизводство куда более практично. Но, как она уже имела возможность убедиться, Кевин Олтмен практичным человеком не был. Иначе он бы не допустил, чтобы юридическая контора, основанная его отцом, так быстро пришла в упадок. После того как он взял контору в свои руки, постоянные клиенты мало-помалу исчезли, а новых почти не прибавилось. Теперь-то она понимала, что отец просто- напросто не уделял юридической практике должного внимания и тратил время на хобби: теннис и резьбу по дереву.

Хотя контора разорялась, он и Ирен не считали нужным сократить расходы и продолжали вести все тот же экстравагантный образ жизни. Они ездили в круизы, устраивали званые обеды, отдали дочь в лучшую школу. До самой смерти отца никто и не подозревал о том, что финансовое положение мистера Олтмена оставляет желать лучшего.

И как это юрист мог так запустить дело? С подоконника Патриция взяла деревянную фигурку лебедя и провела пальчиком по гладкой обточенной поверхности. Она вспомнила отца: вот тот сидит на лужайке и увлеченно строгает или выпиливает. Он обожал работать руками. Теперь-то девушка понимала, что ему никогда не хотелось заниматься юриспруденцией. Уступив отцовской воле — ее папа был почтительным сыном, — он не смог преуспеть в деле. Может быть, Кевин слишком привык зависеть от своего родителя, привык считать, что надежно обеспечен до конца дней своих?

Патриция всей душой любила смешливого, беззаботного отца, и принимала все его дары, не очень задумываясь, откуда они взялись, как само собою разумеющиеся. Ох, если бы ей знать раньше, как трудно отцу приходилось, как тот выкручивался, занимал деньги под залог, чтобы содержать доставшийся по наследству дом. А делал он это ради жены и дочери, чтобы дать им куда больше, чем диктует необходимость. Девушка поставила на место крохотного лебедя. Да, отец оберегал их от грубой реальности, с которой сталкивался сам и с которой теперь приходилось сражаться ей.

Сунув тарелку и чашку в посудомоечную машину, Пат устало побрела к себе в комнату, гадая, что же теперь делать? Выплачивать взносы по закладной становилось все труднее; девушка подумывала о том, чтобы продать дом, но жить-то где- то надо! Кроме того, как ей обойтись без мансарды? Мансарду отделал для дочери Кевин: врезал в стену огромные окна, установил стерео и настелил паркет из твердого дерева, чтобы девочка вместе с друзьями могла бы устраивать ганцы. Но Патриция была застенчивым, малообщительным подростком, и комната редко использовалась по назначению. А вот мастерская из мансарды получилась превосходная. Пат не представляла, как без нее обойтись.

Завтра — первое число месяца. Она забралась под одеяло, мысленно сопоставляя выплату по закладной и прочие ежемесячные счета с тем чеком, который должен был прийти из "Золотого наперстка". Голова болела, цифры путались, и вскоре девушка забылась беспокойным сном, в котором время от времени мелькал высокий незнакомец.

Патриция. Патриция Олтмен. Мартин Сазерленд так и не смог выбросить ее из головы. Он отложил свои записи и рассеянно постучал карандашом по столу. Затем, отбросив карандаш, откинулся в огромном кожаном кресле и посмотрел в окно: февральский дождь скучно барабанил в окна кабинета.

В один из таких ненастных дней он и начал свою книгу: еще дома, в Кембридже. По обыкновению своему он прогуливался в лесу, слушал, как чавкает под ногами намокшая листва, ощущал на лице капли дождя и размышлял. Думал он главным образом о своих пациентах и еще о том, как бесконечно он утомился. Устал выслушивать жалобы на разбитую жизнь: порою люди винили себя, но чаше — кого-то другого. Устал спасать от западней и ловушек, куда его подопечные сами себя загоняли. Он слушал и пытался заглушить внутренний голос, твердивший: поздно!

Если бы он только мог рассказать всем людям без исключения, как можно разрешить все проблемы, дать им в руки путеводную нить, написать руководство о том, как стать счастливым… Об этом Мартин не раз размышлял.