Сьюзен Барри - Королевский пурпур

Тут Люси почувствовала, что должна возразить и горячо вступиться за Августину. Она заявила, что несчастная старая служанка слишком утомлена и к тому же у нее тяжелый ревматизм. Люси сказала, что в течение многих лет Августина совершала на кухне настоящие подвиги и что только очень преданный слуга будет так экономить, как она, добиваясь невозможного. Никто другой не взял бы на себя труд обслуживать графиню и выполнять ее желания при таких мизерных средствах, не получая за это ни гроша, да еще день за днем, неделю за неделей, год за годом кормить трех собак. И все это даром — ничего, кроме любви графини, она не получает взамен.

Собаки — Митци, Карл и Генрих, — втроем расположившиеся под одеялом в разных концах кровати, ответили на упоминание о них довольно резвыми движениями. Отчего затряслись кисти на выцветшем пологе, а три длинных лоснящихся хвоста виляли, словно отбивали время подобно метроному.

Откинувшись назад, графиня с интересом рассматривала Люси и думала о том, что ее компаньонка очень хороша собой, ей идет гневный румянец, но она будет еще краше, если ее подстричь и придать волосам какую-то определенную форму, а еще одеть в платье более красивой расцветки, чем то, что на ней сейчас.

Ну что это за платье! Серое, как грифельная доска, а воротничок и манжеты, когда-то белые, пожелтели из-за частых и поспешных стирок и отглаживания. И во всяком случае, это платье выглядит скорее как униформа, а девушке со светлыми, словно шелковое облако, волосами и с характерной для англичанок бело-розовой, словно яблоневый цвет, кожей не пристало носить униформу, особенно если эта форма тесна под мышками и чуть расползается по шву вдоль спины.

— Скажите, дорогая моя, — ласково начала графиня, — скажите, какое жалованье я вам плачу и когда вы получали его… э… в последний раз?

Щеки Люси вспыхнули еще ярче, потому что в этот момент она вовсе не думала о своем жалованье и никак не собиралась размахивать боевым топором ради себя самой. Однако ей с детства внушали, что она должна всегда говорить правду, а графиня бросила на нее такой блестящий и требовательный взгляд, что в серых глазах Люси выразилось смятение.

— Я получила его, когда вы взяли меня к себе на работу, шесть месяцев назад. Ваша светлость, вы не заплатили мне ничего, что можно назвать жалованьем, — призналась она. — Время от времени вы… выдаете мне небольшие суммы денег, когда я иду что-нибудь для вас покупать.

— Как? До сих пор… вам самой — ни одного пенни?

— Нет… пока нет.

Графиня прищелкнула языком. Она величественно протянула руку, отягощенную несколькими кольцами, очень дорогими на вид.

— Дайте-ка мне мою шкатулку с драгоценностями, — приказала она. — Возьмите ключ, откройте гардероб и снимите ее с верхней полки. Посмотрим, можно ли расстаться с одной или двумя маленькими вещицами…

— Но, мадам, — робко запротестовала Люси, — вы же храните свои драгоценности, чтобы передать в фонд, который когда-нибудь будет создан для восстановления монархии в Серонии!

— Ш-ш! — успокоила ее графиня. — Сейчас мы занимаемся более практичными делами.

Люси разыскала шкатулку с драгоценностями, подала ее графине и снова села на край кровати и стала смотреть, как графиня отпирает ее. По спине у Люси, как всегда в подобных случаях, забегали мурашки радостного возбуждения. Ей, как и графине, нравилось разглядывать старинные украшения. Разложив драгоценности на кровати, старая женщина ласкала их пальцами, играла с ними, словно это были игрушки.

Здесь были бриллианты и жемчуг, рубины и изумруды, а ведь сама старая леди жила на весьма скромное пособие, которое ежеквартально выплачивал ей ее внук. И если деньги оказывались израсходованными до того, как наступал очередной взнос, жить ей было совершенно не на что. В банке ничего не знали о сокровищах, хранившихся на верхней полке в просторном, но населенном лишь молью шкафу, и поэтому не считали возможным давать ей в долг. Для банковских служащих графиня Ардратская была лишь поблекшей и достаточно утомительной старой дамой, пережившей свое время и неспособной понять принципы банковского дела в стране, где она даже не родилась.

Управляющий местного отделения банка регулярно посылал ей краткие, ядовитые извещения об опасности превышения кредита, и Люси не сомневалась, что брюзгливое выражение на лице управляющего (его она, правда, никогда не видела, так как ее не допускали в святая святых — в его кабинет, и чек от имени своей хозяйки она вручала какому-нибудь младшему клерку) мгновенно рассеется, как утренний туман, и он сразу же схватится за телефон и начнет с покоряющей учтивостью уговаривать графиню позволить ему взять ответственность за этот бесценный клад на себя. И даже если бы ему рассказали про Серонию и про цели, ради которых этот клад хранится, он все равно станет настаивать на том, что банковские сейфы значительно надежнее полки в гардеробе, и будет умолять графиню доверить драгоценности его банку.