Мари Феррарелла - Это наш ребенок!

— Это означает, что ты должна позаботиться о себе. Ради Бекки. И ради себя.

И меня, мысленно добавил он.

Шейла не отводила от него взгляда. Она обошлась с ним несправедливо в тот последний вечер. Было бы неудивительно, если бы он захотел их бросить. В конце концов, она не объяснила тогда, почему его ложь так сильно подействовала на нее.

— А ты входишь в это уравнение?

С чего она взяла, что от него можно легко избавиться?

— Я бы хотел. Мои чемоданы еще стоят у двери, хотя я заметил, что их немного отодвинули.

Отодвинула Ингрид. А Шейла несколько раз за эту неделю испытывала искушение распаковать их.

— Я хотела, чтобы ты их забрал. А когда уже не хотела, то была слишком занята с Ребеккой.

Теперь Слейд знал, почему она так рассердилась. Интересно, почему она передумала.

— И когда снизошло прозрение?

— Когда я соскучилась, — честно ответила она.

И она действительно скучала, скучала, увы, почти нестерпимо. Столь же нестерпимо ей перед тем хотелось выгнать его. Нельзя, чтобы один человек держал в такой власти другого. Но у нее не было сил вырваться из этого плена. Пускай он пробудет в ее жизни столько, сколько захочет сам.

Шейла дала волю эмоциям.

— О Господи, Слейд. Я так боюсь... Я врач и знаю все плюсы, но знаю и все минусы. Что, если?..

Слейд обнял ее и крепко прижал к себе. Он не хотел, чтобы она это говорила, не хотел слышать. Ради них обоих.

— Никаких «что, если». Она поправится. Все будет прекрасно, — убежденно сказал он, как будто слова могли помочь делу.

Шейла сжала губы. Надо смотреть правде в лицо.

— Дети умирают.

Слейд взял ее за плечи, отстранил от себя, заглянул в глаза. Шейла никогда не видела у него такого темного, такого пронзительного взгляда.

— А также живут. И большинство живет. Это не «третий мир», это Южная Калифорния. И больница Харриса считается одной из лучших в стране. Я это знаю. Ты это знаешь.

Шейла кивнула, стараясь побороть страх. Как будто битва внутри ее утихала.

— Рассудком.

Его голос был резким, требовательным. Он ничего не добьется, если будет нянчиться с ней, это ясно. От ласки она раскиснет. Она должна быть сильной.

— Тогда переведи информацию в отдел чувств. — Он кивнул на кровать. Сейчас ей необходим отдых больше, чем еда. — И поспи.

Шейла затрясла головой.

— Я не думаю, что смогу.

— Тогда я просто заставлю тебя.

Прежде чем Шейла успела спросить, как он это сделает, Слейд подхватил ее на руки и отнес к ближайшей кровати.

Последний раз он так держал ее, казалось, вечность назад. Неужели это она была тогда? Неужели она когда-то была легкомысленной и беззаботной? Верилось с трудом.

— Что ты делаешь?

— Беру на себя руководство.

Слейд нежно положил ее на постель.

— Это для пациентов, — запротестовала Шейла. Но она чувствовала, как тело требует отдыха. Только мозг отказывался уступать.

— Кем ты и станешь, если свалишься с ног, — сердито убеждал он. Для врача она иногда проявляет слишком мало здравого смысла.

У Шейлы не было сил бороться. И измученное тело, давно не отдыхавшее, сразу расслабилось на мягкой кровати. Однако мозг был еще раздражен.

— Это не поможет, — протестовала она. — Я не могу спать.

— Тогда просто лежи, — убеждал Слейд. К черту кофе. — А я сяду и буду следить, чтобы ты не встала.

Он подтянул стул к кровати, устроился между Шейлой и колыбелью Ребекки и кивнул на ребенка.

— Смотри, она спит.

Шейла приподнялась на локте, чтобы лучше видеть дочку. Мягкие реснички лежали на розовых щечках как крошечные темные полумесяцы. Она поправится, она просто обязана поправиться. Шейла взглянула на Слейда.

— Да, действительно спит.

— Инъекция начала действовать. — Он просто сказал вслух то, что Шейла уже знала. — Тебе остается только последовать ее примеру.

Шейла улыбнулась.

— Эй, кто здесь доктор?

— Ты. — Слейд наклонился к ее лицу. — Но я то, что доктор прописал. Или по крайней мере мне бы этого хотелось. Я скучал по тебе, Шейла. Чертовски скучал.

И она скучала. Больше, чем полагала возможным.

— Ты не звонил.

Не потому, что не хотел.

— Я пытался. Десятки раз.

А она чуть не позвонила в редакцию, чтобы узнать, куда его послали. Но все, что она знала о его редакторе, — имя Энди. Этого было мало, а гордость не позволила пуститься в расспросы. А потом заболела Ингрид. А потом Ребекка.

— Я не слышала звонков.

Он кивнул.

— Я подумал, что тебе необходимо время и пространство, чтобы успокоиться. Я принимаю решения молниеносно. Я знаю, чего хочу, и не отступаю. Но тебе требуется время, и я решил не торопить тебя.