Сьюзен Барри: Будь моей

— Мне так жаль. — Голос Кэти стал очень мягким, в нем зазвучали ирландские интонации. — Жаль вас, я имею в виду… И маркиза, конечно.

— Мое милое дитя, ты напрасно жалеешь маркиза! Он не нуждается в твоем сочувствии. Кажется, он хочет только одного: чтобы его оставили в покое.

— Ну, это вполне естественно, верно? — рассудительно пробормотала Кэти.

Леди Фитц промокнула глаза платком.

— Мне совсем не нравится… то, как он изменился. И хотя маркиза предана ему всей душой, по-моему, сейчас она ведет себя не очень разумно. В Португалии есть какая-то молодая женщина — очевидно, завидная невеста. Все считали, что маркиз женится именно на ней, пока он не вступил в брак, обернувшийся трагедией. Мачеха пытается навязать ее Себастьяну, а я прекрасно понимаю, что он сыт по горло. Он еще не готов к новому браку… по крайней мере, с девушкой, которую, вероятно, все равно никогда не любил. Ты знаешь, как все это устраивают в таких странах, как Испания и Португалия… молодые люди женятся не по любви. Вероятно, чтобы объединить владения или оставить все деньги в семье.

— Значит, эта молодая женщина богата? — услышала собственный голос Кэти. Ее не слишком интересовала эта тема, но надо было поддержать разговор.

— Не знаю… наверное. Но я знаю, что сейчас Себастьяна лучше оставить в покое. Не для того, чтобы он поразмыслил… а чтобы ему не докучали разговорами о будущем, наследниках и так далее. Когда-нибудь у Себастьяна появится наследник, однако нельзя же говорить ему об этом все время. Но я не могу объяснить это Пауле.

— Паула — это маркиза? Мачеха Себастьяна?

— Да. Очаровательная женщина… очень милая. Но рассуждает как португалка.

Повисла небольшая пауза. Кэти снова наполнила чашки чаем. Казалось, леди Фитц сумела взять себя в руки. Она вспомнила, зачем пригласила Кэти в Маунт-Осборн на выходные. Скоро стало ясно, что проблемы домашнего хозяйства здесь ни при чем.

— Милое дитя, я так расстроена из-за всех этих несчастий, ссор и так далее, что мне просто необходим кто-то вроде тебя, чтобы разрядить обстановку. Вот поэтому, — заявила она, несколько лукавя, — я и послала за тобой. А теперь, когда ты здесь, я хочу знать, привезла ли ты какое-нибудь красивое платье для сегодняшнего обеда.

— Красивое платье? — Кэти смутилась. — У меня вообще нет красивых платьев… — Она скорчила гримасу. — Двадцать шестого числа, на танец О'Шонесси, я должна надеть розовое кружевное, но оно, по-моему, не годится для Маунт-Осборна, так что я взяла с собой черное из тюля. Его раньше носила мама, а потом это платье перешили для меня. Оно не очень нарядное…

— Наверняка не очень, — заметила леди Фитц, в свою очередь скорчив гримасу, — если его перешивала мисс Мэрфи. Но черный цвет тебе должен быть к лицу, а для оживления картины я одолжу свой жемчуг. Только прошу тебя, не потеряй его.

— Конечно не потеряю! — воскликнула Кэти. — Но почему вы хотите мне его одолжить? Почему я должна носить жемчуг?..

— Почему бы и нет? — ответила вопросом на вопрос леди Фитц с несколько загадочным видом. Потом она встала, взяла на руки Мопса и объявила, что хочет немного отдохнуть у себя в комнате перед встречей с гостями. — Ты знаешь, где твоя комната, моя дорогая. Та, что с новым сиренево-розовым мебельным ситцем, рядом с гостиной миссис О'Хара. Если тебе что-нибудь нужно, она об этом позаботится. Она тебя очень любит, и у нее хорошее настроение, несмотря на то, что гости приехали неожиданно.

Кэти решила, что не стоит о чем-то просить миссис О'Хара, и провела восхитительный час в очаровательной спальне, совершенно не похожей на комнатку у себя дома с низким потолком, готовясь к вечеру. Переодеваться к обеду было еще рано, поскольку в Маунт-Осборне накрывали на стол не раньше половины девятого. Так что Кэти понежилась в горячей ванне, а потом начала неторопливо одеваться.

Она расчесала волосы и уложила их так, что они свободно спадали ей на плечи, а их блестящие волны подчеркивали жемчужную бледность кожи. Кэти едва коснулась губ помадой, но они стали заметно ярче, а уголки ее изящного рта призывно заиграли. Леди Фитцосборн очень нравилось, когда на этих нежных губах появлялась улыбка, сияющая, как раннее утро.

Большие карие глаза Кэти критически взглянули на ее собственное отражение в зеркале. Дело было в том, что черное платье перешили довольно плохо, и Кэти спасал только полумрак. Если не считать, конечно, жемчуга леди Фитц, который она, однако, посмела надеть только в самый последний момент. А поскольку время еще оставалось, Кэти накинула твидовое пальто и выскользнула по черной лестнице в сад, чтобы погулять до сумерек.