Ее лицо медленно озарилось улыбкой. И тогда Эммелина, эта строгая, сдержанная женщина, спустилась по ступенькам, чтобы встретить своего сына. Ее губы дрожали, по щекам текли слезы, а руки тянулись, чтобы обнять его. И она продолжала улыбаться.
Внутри него что-то с хрустом сломалось, и он тоже сломался. Он не плакал с тех пор, как был младенцем, но Эммелина была единственным якорем спасения в его жизни, пока он не встретил Анну. В два длинных шага он встретил ее на середине дорожки и стиснул в объятиях. Саксон Мэлоун плакал. Эммелина, обхватив его обеими руками, обнимала так крепко, как только могла, так, словно вовек не отпустит, беспрестанно повторяя: «Мой мальчик! Мой мальчик!». С глазами, полными слез, он обернулся к Анне, и та, обогнув машину, полетела в объятия.
Он крепко прижимал к себе обеих женщин, чуть покачивая их. Двух женщин, которых любил.
Анна медленно выплыла из самого глубокого сна, в который ей когда-либо доводилось погружаться, и открыла глаза. Первое, что она увидела, заставило ее надолго замереть, упиваясь пронзительной нежностью этой картины. У ее больничной кровати сидел Саксон. Вот так же он был рядом с ней во время схваток и родов. Она видела его лицо, искаженное беспокойством и мукой, когда ей было больно, и наполнившееся ликованием, когда она, наконец, родила. Его зеленые глаза блестели от слез, когда он молча глядел на своего крошечного, орущего отпрыска.
Сейчас он держал на руках спящего ребенка и все его внимание было сосредоточено на этом маленьком существе. С бесконечной заботой он изучал крошечные, совершенные ручки и малюсенькие ноготки. У него перехватило дыхание, когда маленькие пальчики стиснули его большой палец рефлекторной хваткой, удивительно крепкой даже во сне. Он провел пальцем по почти невидимым бровкам, вниз по нежной мягкой щечке к розовому бутончику ротика. Их сын почти полностью умещался в его больших ладонях, хотя и весил солидных семь фунтов.
Она осторожно повернулась на бок и улыбнулась Саксону, когда он сосредоточил внимание на ней.
— Ну разве он не великолепен? — прошептала она.
— Он — самое совершенное творение, которое я когда-либо видел, — в его голосе слышался благоговейный страх. — Эммелина спустилась в кафетерий что-нибудь перекусить. Мне пришлось едва ли не драться, чтобы отобрать у нее малыша.
— Ну, это же ее единственный внук. Пока.
Помня о ее родовых муках, он с сомнением посмотрел на нее, но потом глянул на ребенка в своих руках и понял, что она считает результат стоящим затраченных усилий. И он улыбнулся своей жене. Улыбнулся медленной улыбкой, от которой у нее плавились кости.
— Пока следующей не родим девочку.
— Мы будем стараться из всех сил.
— Да, мы все еще не решили, как его назовем.
— Можешь выбрать первое имя. Со вторым я уже определилась.
— И какое же?
— Саксон, конечно. Саксон Мэлоун Второй. Мы же начинаем новую семейную традицию, помнишь?
Он потянулся и взял ее руку, затем пересел на край кровати и они вместе стали любоваться своим сыном.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
— "American Gothic" "Американская готика" Картина художника Г. Вуда [Wood, Grant] (1930), одно из наиболее известных в мире произведений американского изобразительного искусства. На холсте изображена чета фермеров: пожилой лысоватый мужчина с вилами в руке и более молодая женщина-блондинка в переднике, стоящие на фоне фермерского дома с окном готической формы. Является своего рода символом Среднего Запада [Midwest], консерватизма и традиционных американских ценностей. Экспонируется в Чикагском художественном институте [Art Institute of Chicago]. Полотно послужило источником множества пародий, рекламных сюжетов: вместо фермеров на картине может изображаться семья президента США [First Family] и т. д. (прим. перев.)