Барбара Картленд: Призрак в Монте-Карло

— Чемоданы, мадам? Вы собираетесь уехать?

— Да, Жанна, и ты поедешь с нами — с мадемуазель и со мной. Я же сказала, что прошлое умерло, и начинается новая жизнь.

— Но куда же мы поедем, мадам? И зачем нам притворяться?

— Я не собираюсь раскрывать тебе свои секреты, Жанна. Я предпочитаю решать все вопросы сама, без чьей-либо помощи. Думаю, так правильнее. В случае неудачи винить будет некого, кроме самой себя. Но на этот раз я не допущу провала! Восемнадцать лет я строила планы и трудилась ради этого мгновения. Да, я много трудилась! Все, что я делала, было только ради этой минуты!

Последние слова Эмили почти что прошипела, ее глаза превратились в узкие щелочки на бескровном лице. Внезапно, всплеснув руками, она взглянула на Жанну с совершенно иным выражением.

— Что ты так смотришь на меня, Жанна? Ты должна доверять мне. Давай, поспеши в магазин за чемоданами — они нам пригодятся. Потом надо будет еще перебрать мои платья: большинство мне уже не понадобятся.

— Не понадобятся? — Вид у Жанны был крайне удивленным.

— Конечно! Никогда не понадобятся! Я аристократка, Жанна, я светская дама! Открой шкаф и посмотри, какое из моих платьев подходит для такой роли.

Жанна послушно приблизилась к занимавшему всю стену спальни шкафу из красного дерева. Она распахнула дверцу. Шкаф был до отказа забит самыми разнообразными платьями. Казалось, на волю вырвалась радуга: взору Эмили предстали разноцветные оборки, ленты и кружева, от обилия ярких красок зарябило в глазах.

— Продай их, — сказала Эмили. — За них дадут не очень много, но вдова Уаэтт — хотя она страшная мошенница — даст тебе больше всех. Назови ей свою цену и торгуйся изо всех сил. Вот это зеленое бархатное платье — новое, а тем — три месяца. Атласное платье цвета цикламен доставили только за неделю до Рождества.

— Мадам, атласное вы надевали всего три раза!

При этих словах Жанна бережно сняла с вешалки платье из блестящей ткани. Оно было отделано оборками из такого же материала, но с начесом, что делало их матовыми. Платье также украшали бархатные ленты, завязывающиеся в бант, а корсаж и узкие рукава были расшиты блестящими камешками. Не было сомнений, что платье дорогое, но при дневном свете оно выглядело кричаще. Оно было и безвкусным, и вызывающим, его корсаж из китового уса топорщился, и из-за этого создавалось впечатление, будто платье надето на невидимку.

— Убери его, Жанна, — приказала Эмили. — Теперь я понимаю, как я, должно быть, в нем выглядела.

Жанна повесила платье в шкаф и закрыла дверцу.

— А что же будет носить мадам, когда я продам все платья? — спросила она.

— Новые платья — и для дневных приемов, и для вечерних. Мне надо заказать весь гардероб, да и мадемуазель понадобятся новые туалеты. Немедленно отправляйся к мадам Гибу и скажи ей, чтобы она зашла. Скажи ей, что у меня к ней дело особой важности.

— Мадам Гибу! Но это ужасно дорого!

— Я это прекрасно знаю, Жанна. Но настал тот самый момент, когда не следует экономить. Я же сказала тебе — начинается новая жизнь.

Трубный глас Эмили эхом отдавался во всех углах комнаты, ее слова звучали как призыв к действию — и тут раздался стук в дверь. На мгновение глаза хозяйки и горничной встретились, слова замерли на губах. Потом с усилием Эмили произнесла:

— Войдите!

Дверь открылась, и вошла Мистраль. На ней была длинная ночная рубашка из белого льняного полотна. Подобные рубашки шили для своих учениц сами монахини. На плечи девушка накинула кашемировую шаль. Улыбаясь, она медленно вошла в спальню и приблизилась к кровати своей тетушки. В это мгновение бледный луч зимнего солнца коснулся ее волос — и они вспыхнули золотым живым огнем, как бы осветившим всю комнату.

Ее разделенные на прямой пробор волосы цвета только что созревшей пшеницы или, скорее, цвета солнца, поднимающегося из-за горизонта, были заплетены в две толстые косы, которые доходили ей почти до колен. По мягкости и цвету их можно было сравнить с распускающейся мимозой. Подобные волосы встречаются только у истинных англичанок: льняного цвета и обычно в сочетании с голубыми глазами и белоснежной кожей.

Но, как это ни удивительно, у Мистраль глаза были вовсе не голубыми. Глубокого синего цвета, опушенные темными длинными ресницами, они придавали облику девушки необычную таинственность.

Взглянув на нее, Эмили спросила себя, почему она решила, будто Мистраль похожа на свою мать, но в это мгновение девушка повернула голову, на ее губах вновь появилась непроизвольная улыбка — и Эмили увидела перед собой не Мистраль, стоявшую у кровати, а Элис, которая светилась от радости и счастья. Однако у Элис глаза были голубыми, весь ее облик неопровержимо свидетельствовал о том, что она была англичанкой и истинной аристократкой.