Натали де Рамон - Принц в наследство

Маленький аббат отдал Леону меч и заботливо укладывал “вассалов” в ларец. Я протянула ему ключ, чтобы он добавил туда еще одного собрата. Аббат повертел ключ в руках.

— Мадемуазель Катрин, посмотрите внимательнее, мне кажется, что это — дама. На ней платье, вместо шлема замысловатая прическа, а в руках не копье, а цветок на длинном стебле! Обращайтесь с ней бережнее… Надо перечитать переписку Екатерины Медичи, все-таки здесь чувствуется королевский размах!

Аббат Клернон подарил нам фотографию гобелена 4Гвиневеры и листочек с переводом начала завещания. Мы еще раз поцеловали его перстень, а он благословил нас и пожелал счастья наследнице сокровищ Монтрей-Белле.

Мы спускались вниз по крутым улочкам Мон-Сен-Мишеля, вид у Леона был исключительно игривым, и он даже тихонечко напевал про королеву в пруду.

— Леон, я, конечно, проходила в школе Кретьена де Труа, но совершенно не помню, что там произошло?

— Что может произойти между королевой и верным вассалом, как ты думаешь?

— Я серьезно спрашиваю…

— В “Рыцаре телеги”, — учительским тоном начал Леон, — впервые появился персонаж, которого отныне станет воспевать средневековая литература, — Ланселот. Но, по-моему, Кретьен не испытывал к нему особой симпатии и к роману тоже относился спустя рукава. Однако там есть потрясающие места. Неужели ты не помнишь сцену в спальне? Это же на уровне “Ромео и Джульетты”.

— Мне очень стыдно, но не помню…

— Королеву Гвиневеру, кстати, в ее платье ты собиралась выходить замуж за Зигрено, — он хмыкнул, — извини, я смеюсь над собой, королеву Гвиневеру похитил коварный рыцарь Мелеаган, — страшным голосом сказал Леон. — Сенешаль короля Артура по имени Кей отправляется ее выручать, но его ранят, и он также оказывается в плену. — Леон засмеялся в голос, вздохнул и замолчал. — Извини, просто вслед за ним в надежде освободить пленников в путь пускаются Гавейн и Ланселот — иными словами, папаша Пешо и ваш верный вассал, моя королева. Все, я больше не смеюсь, буду рассказывать серьезно. После многочисленных испытаний Ланселот встречается с Мелеаганом и побеждает его в честном поединке. Вначале Ланселота приняли плохо из-за того, что он оказался в телеге, в телеге папаши Пешо… Телега — позорный транспорт для рыцаря… — Леон веселился, как ребенок, проводя аналогии между событиями романа и собственными приключениями. — Вот, а после поединка Гвиневера устраивает праздник в честь своего спасителя и в тот же вечер назначает ему свидание у окна комнаты, в которой она прежде томилась вместе с сенешалем. Ланселот тайно и романтически явился ночью к ней под окно. Они объяснились, и он залез к королеве в спальню, предварительно изранив все руки, раздвигая прутья решетки, что свидетельствует об опрометчивости его поступка, мог бы захватить фонарь и каминные щипцы. Надо сказать, ввиду скудности жизни в средние века, на кроватях не принято было спать в одиночку, поэтому рядом с королевой Гвиневерой в кровати бредил от ран несчастный сенешаль Кей. Ну вот, королева отодвинулась подальше от раненого бедолаги, и Ланселот лег к ней, произнося страстные, ставшие позднее классическими, куртуазные фразы…

— И как же они, рядом с раненым?..

— Об этом мсье де Труа деликатно умалчивает, зато очень подробно передает их расставание, когда Ланселот снова вылезает через решетку, обнаружив на ней и на руках следы крови.

— Он, что, ночью не видел кровь?

— Темно же было, ты что-нибудь видела, когда мы ночевали в сарае папаши Пешо? Электричество ведь еще не изобрели… Тебе действительно интересно про Ланселота и Гвиневеру?

Я кивнула с улыбкой. Сказать ему, что рассказ про рыцаря и королеву звучит для меня объяснением в любви, глупо, просто я чувствовала, что в кабинете аббата приключение закончилось, мы возвращаемся в обычную жизнь, что с нами будет в этой повседневности? А мне так хотелось еще немножко сказки…

— Поехали в Монтрей-Белле, Франсуа.

— Можно мы отгородимся, он не обидится? — шепнула я.

— На королеву не обижался даже сенешаль Кей. — Леон воздвиг перегородку с занавеской и обнял меня.

— Подожди, Леон, — я немножко отстранилась от него. — Зачем нам туда ехать?

— Ты же наконец нашла свой замок! Ты получила его в наследство, сам аббат Мон-Сен-Мишеля подтвердил это!

Смеющиеся глаза Леона ласково смотрели на меня, а я молчала. Что я могла сказать? Что история с гобеленом и “вассалами” — всего лишь шутка, дорогостоящая проделка какой-то вельможной дамы, забавлявшейся так несколько веков назад? Конечно, она помогла мне найти Леона, но произнести вслух: “Милый, при чем здесь замок, когда я нашла тебя!” — слишком пошло. Что нам делать в Монтрей-Белле? Общаться с его приятелем, владельцем замка? Леону, как всегда, нужна публика, но мне-то, кроме него, никто не нужен.