Но разве можно было признаться матери, что она вызывающе ведет себя с Витторио, потому что испытывает к нему необоримое влечение и чувствует себя виноватой? Нет, невозможно.
Резко захлопнув путеводитель, Одри уставилась в окно.
— Виа дель Корсо, — услужливо подсказал шофер.
— Что? О, grazie [1] Спасибо (ит.).
.
Когда такси остановилось на перекрестке, молодая женщина случайно посмотрела на противоположную сторону дороги и с опозданием поняла, что глядит прямо на Витторио. Одри выгнула шею, пытаясь понять, с кем он болтает. Маричелли стоял на ступеньках какого-то здания, держа в руке свернутую трубочкой бумагу, и в такт собственным словам размахивал ею, как дирижерской палочкой.
Рядом с ним стояла женщина — высокая, элегантная, хорошо одетая. Коллега. Или то была Флавия? Одри видела, что собеседница улыбается ему, видела его ответную ленивую улыбку. Приятную улыбку, дружескую и чарующую. Ей он так не улыбался. Но ведь и она никогда не улыбалась ему…
Тут машина тронулась, Одри резко отвернулась и снова углубилась в путеводитель. Витторио выглядел очень привлекательно. Красивый, уверенный в себе, необоримо притягательный мужчина. Тот самый Витторио, перед которым она должна была извиниться. Вежливо извиниться. Наверно, это и есть ответ: нужно быть с ним вежливой. Может, тогда он позволит ей занять землю.
Да, держи карман шире, невесело подумала она. Как только Маричелли узнает о ее делах, он тут же поймет, что вся ее вежливость шита белыми нитками.
Очнувшись у Ватикана, она расплатилась с таксистом и присоединилась к экскурсионной группе. Мысли о Витторио не отпускали. Пришлось сделать над собой усилие и сконцентрироваться на словах гида, рассказывавшего о достопримечательностях. Красоты не оставили следа в памяти Одри, но когда они добрались до Круглого зала и увидели огромные статуи древних богов, это зрелище проняло даже ее. Сколько истории… Боже, сколько истории! Древность говорила сама за себя и не нуждалась в услугах гида.
Глядя на прекрасные, дразнившие воображение, поражавшие совершенством скульптуры, с необычайным искусством высеченные из мрамора античными мастерами, женщина тоскливо вздохнула. С таким талантом можно было свернуть горы. А она умела только одно — заботиться о больных и раненых животных… и огорчать людей, которые ее любили.
Рико и мать были ее единственной родней. Внезапно Одри вспомнила где-то прочитанную фразу: «Любовь — единственная вещь на свете, которую нужно заслужить. Все остальное можно украсть».
А она не заслужила любви, та досталась ей даром… Одри тяжело вздохнула, не обращая внимания, что группа ушла без нее, и принялась бродить по залу, пока не дошла до скульптуры Антиноя — того самого, который напоминал ей Витторио. Он и в самом деле был похож на Маричелли и смотрел на нее тем же равнодушным взглядом. Черт побери, это было обидно, Одри вовсе не была такой эгоисткой, как он считал. Во всяком случае ей хотелось на это надеяться.
Спустя три часа, ошалев от лицезрения гобеленов, больше напоминавших картины, и невыразимо роскошных потолков, Одри почувствовала себя усталой, жалкой и несчастной. Она смошенничала, и это было ужасно. То, то она решилась на обман с горя, дела не меняло. А сваливать свою вину на Витторио было просто недостойно.
Когда она вернется домой, надо будет снова позвонить Кэтрин и убедить ее срочно подыскать другое место. Тем более, что она забыла спросить, как поживает лиса — их последнее приобретение. Животное сбила машина, и Одри сильно сомневалась, что оно выживет. Наверно, с лисой даже не стали возиться — та была слишком сильно покалечена. Ведь если зверь не сможет вернуться в лес…
Выйдя на площадь святого Петра, она зажмурилась от солнечного света и посмотрела на колонны, ликующе вздымавшиеся со всех сторон. Двести сорок святых и пап, изваянных Бернини. А в центре красовался египетский обелиск. Вокруг раскинулись семь холмов Вечного Города — имперского Рима. Забудь своих животных хотя бы на минуту, сказала она себе. Найди время, чтобы остановиться и посмотреть вокруг.
И тут Одри, к собственному удивлению, не стала ловить такси, а пошла в направлении Колизея. Увидев кафе на красивой маленькой площади, она вспомнила, что надо поесть. Выполняя отданный себе приказ, Одри села за столик, огляделась и впервые пожалела о том, что не удосужилась выучить итальянский.
Пожилая англичанка попросила разрешения присоединиться к ней, устало опустилась на стул и облегченно вздохнула.
Читать дальше