Лора Брантуэйт - Загадки любви

— Брэндон, ты случайно не медиум? — нервно спросила Кэндис.

— Нет, — ответил он и продолжил смотреть на нее так же.

— А почему тогда у тебя такой взгляд?

— Какой?

— Как будто ты хочешь вывернуть наизнанку весь мой внутренний мир.

— Нет. Только получить ответ на свой вопрос.

Кэндис поняла, что он его получит. Даже если ему придется пройти по трупам врагов. Или через ее труп. Откуда у какого-то там фотохудожника столько упрямства и силы? Можно подумать, он когда-то ворочал миллионами на бирже или служил в горячих точках!

Повисло напряженное молчание. Майк хотел пошутить, но его неуверенная реплика потонула в тишине, как в стоячей воде.

— Я работаю в газете, — сухим голосом сказала Кэндис, чтобы хоть что-то сказать.

— Да? А в какой? — заинтересовался Майк.

— «Культурный Нью-Йорк», — сквозь зубы ответила Кэндис.

Краем глаза она заметила, как Глория от удивления раскрыла рот.

— Пишете?

— Да.

— Про что?

— Про культурную жизнь.

— Интересно?

— Очень.

— Понятно.

— Я рада.

— По-моему, ты меня ненавидишь.

— По-моему, это взаимно.

— Отнюдь нет.

— Прекрасно.

Кэндис добавила в чай третий и четвертый кусочки сахара. Как она будет это пить, непонятно. Но лучше уж бесконечно добавлять сахар в чай и размешивать его там, чем и дальше вести этот то ли разговор, то ли допрос, то ли вообще перестрелку.

— Послушайте, Брэндон, Кэнди, что вы делаете? — встрял Майк.

— Беседуем.

— Я не хочу быть свидетелем убийства.

— Не волнуйся, тебя не заставят свидетельствовать против близкого родственника.

— Брэндон, ну будет тебе! — поддержала Майка Глория. — Все понятно, у тебя первая выставка, многое пошло наперекосяк из-за обморока Кэнди...

— Все.

— Что — все?

— Все пошло наперекосяк.

— Значит, такова судьба!

— Ну-ну. Судьба. Остаться безвестным. Продолжать и дальше снимать безмозглых красоток для «Космополитен».

— Ты работаешь в «Космо»? — восхитилась Глория. Похоже, этот факт произвел на нее большее впечатление, чем вся выставка. Что поделаешь, издержки воспитания...

— Да, — раздраженно отозвался Брэндон. — Судя по всему, и дальше буду.

— Твои фотографии очень непохожи на работу человека, который большую часть времени снимает девиц для «Космо», — задумчиво заметила Кэндис.

— Если мне нужно что-то есть, это еще не значит, что у меня нет души.

Эта реплика повисла в воздухе. Кэндис показалось, что ее на секунду ослепило.

— Да. Конечно, — согласилась она совсем другим тоном.

Брэндон посмотрел на нее по-новому.

— А ты? Ты пишешь для себя? — спросил он.

— Нет.

— Почему?

— Не хочется.

— Ты — журналист, которому не хочется писать?

— Да.

— Как так?

— Деньги зарабатываю.

Кэндис покраснела. Какая чудовищная ложь! За всю жизнь она не заработала ни доллара. И как стыдно, что это ложь... Иные начинают работать лет в шестнадцать. И пусть мама с папой сколько угодно твердят, что это удел неудачников из семей неудачников! По мнению Кэндис, это и есть настоящая жизнь. Без труда... Без труда человека нет. Да, женщины в этом плане в более выгодном положении, но ведь и заботы о доме — тоже труд, а ей, Кэндис, не приходится и пальцем о палец ударить, чтобы у нее все было, начиная от отглаженной одежды и заканчивая красным кабриолетом.

— А вообще я гораздо больше люблю читать, — призналась она, чтобы этой правдой загладить предыдущую ложь.

— Да, Кэнди постоянно таскает с собой книги, — подтвердила Глория. — Даже на вечеринки. Иногда это становится просто смешно.

Кэндис обиделась. Она вообще все сильнее и сильнее злилась, а так как ей с детства внушили, что злиться — это плохо, то вместо злости она приучилась чувствовать обиду и боль. Плакать вместо того, чтобы рычать. Кусать себе пальцы, когда хочется крушить все вокруг...

Она не понимала, зачем она здесь, что она делает и чем все это закончится. Хотелось только, чтобы закончилось поскорее. Очень славно, конечно, что Глория наконец-то нашла себе парня по душе, но она-то, Кэндис, тут при чем? Или ей теперь сидеть на страже личного счастья подруги? Может, еще покараулить дверь спальни?

Если бы она была не в таком уязвимом состоянии, все было бы гораздо легче. Но «если бы» — это только слова, увы. И она сейчас такая, какая есть. Ошалевшая от бессонницы и еще больше — от нескольких часов нездорового забытья, помятая, расклеившаяся, нервозная, агрессивная женщина, которую только что предал мужчина и которая поэтому ненавидит целый свет. Пусть от ненависти она плачет, а не рычит, не важно. Ненависть есть ненависть. Разрушительное чувство.