Элизабет Хардвиг: Охотница за удачей

В половине седьмого она умылась и причесалась. Цвет губной помады никак не вязался с сиреневым свитером. Отвратительно, подумала она, глядя на себя в зеркале, и надела серьги, которые обнаружила на дне своего рюкзачка, длинные медные сережки, которые, по ее мнению, должны были отвлечь внимание от темных кругов под глазами после бессонной ночи.

Может, Мэтью Бертрам и не вернется… Однако без десяти семь знакомый «паджеро» уже заворачивал на стоянку и остановился на том же самом месте, что вчера. Через тридцать секунд подъехала Атали, ее сменщица. В пять минут восьмого Оливия покинула рабочее место и вышла в коридор, где увидела Афранио, шагавшего ей навстречу. Его судно пришвартовалось в заливе. Должно быть, он приехал проститься. Прощаться так прощаться, ему она предложения делать не станет. Оливия улыбнулась и поздоровалась с ним на испанском:

— Buenos dias!

Какая-то парочка спускается по лестнице. Мэтью выпрямился. Интересный парень в форме морского капитана, ловко сидящей на нем, склонив голову, слушает, что говорит ему идущая рядом женщина. Красивая женщина. Молодая, блестящие каштановые волосы; даже в свободном свитере видно, что фигурка у нее стройная, изящная. Оживленно разговаривает со своим спутником. Его не видит. Даже не смотрит в его сторону.

Он отошел назад, наблюдая за ними. Спустившись, они остановились, улыбаются, глядя друг на друга. Потом мужчина, взяв ее руку, поднес к губам и поцеловал с откровенным удовольствием. Женщина сказала что-то еще, и он засмеялся. Затем они обнялись как старые знакомые. Мужчина, отметил Мэтью, не торопился выпустить ее из своих рук. Наконец отпустил и, махнув на прощание рукой, пошел по коридору в глубь здания. Секунду женщина смотрела ему вслед, сохраняя на лице улыбку.

Стало быть, у этой Оливии Шелл есть любовник, потому что Мэтью был абсолютно уверен, что видит Оливию Шелл. А может, этот капитан ее муж. Логичный выбор для оператора службы береговой охраны. Логики не было только в его, Мэтью, реакции. Например, когда капитан целовал ей руку, Мэтью вдруг кольнула ревность, словно она его собственность. Какой логикой можно объяснить, что он не в силах забыть ее голос, услышанный по рации в ту ночь? Спокойный голос красивого тембра, чистый и звонкий как колокольчик. Два дня после спасения он провалялся в больнице Св. Лаврентия, а на третий уже занимался делами в гостиничном номере, одним из которых был телефонный звонок на станцию береговой охраны с целью узнать имя оператора, принявшего его сигнал бедствия. Других вопросов он не задавал. Из гордости? Или потому, что злился на себя, не понимая, почему эта незнакомая женщина приобрела для него такое значение. Женщина, которой он частично обязан своим спасением. Сама мысль, что он обязан женщине, выводила его из себя.

Оливия — а он был уверен, что это она, — расправила плечи и открыла дверь. Когда она вышла на утренний солнечный свет, улыбки на ее лице уже не было, глаза были немного прищурены. Солнце вспыхивало в ее волосах. Глаза, рассмотрел Мэтью, темно-карие, живые и теплые, при виде которых невольно напрашивалось избитое сравнение с бархатом. Брови вразлет, высокие скулы, соблазнительно изогнута нижняя губа — все вместе это создавало эффект поразительной красоты.

Он двинулся ей навстречу и сухо произнес:

— Вы Оливия Шелл? Я Мэтью Бертрам.

Может, потому что солнце светило в глаза, мужская фигура показалась Оливии огромной, в темном силуэте чудилось что-то угрожающе мрачное. Приставив ладонь козырьком к глазам, она ответила также официально:

— Да, я Оливия Шелл. Здравствуйте, мистер Бертрам.

— Можно просто Мэтью, — сказал он без улыбки. — Предлагаю позавтракать вместе. По дороге я приметил один ресторанчик.

Снова этот командирский тон, обратила внимание Оливия и сделала несколько шагов. Динамит, чистый динамит, подумала она. Высокий, больше шести футов. Шатен. Впрочем, определить точно цвет его густых темных кудрей, отливавших в рыжину, было трудно. Пронзительно синие глаза на обветренном загорелом лице. Решительный подбородок, на нем свежий багровый синяк. А фигура… Нет, пожалуй, она заходит слишком далеко. Для раннего утра и так многовато.

Она постаралась ответить как можно любезней:

— Нет, не могу. Вечером мне снова заступать, так что надо пойти домой и выспаться, к тому же я чувствую себя не в своей тарелке без душа. — Легкая улыбка вспыхнула и погасла. — Извините за косноязычие.

— Тогда ужин перед работой. Вам ведь все равно надо поесть.