Кетлин О'Брайен - И жизнь подскажет…

Он уехал. Война окончена. Она никогда больше не увидит Коннера Сент-Джорджа.

Бесконечная скорбь охватила ее — и вместе с тем на душу снизошло какое-то горестное облегчение.

Когда кузина постучала в дверь, Хилари не нашла в себе сил встать.

— Входи, — глухо ответила она.

Дверь бесшумно отворилась. В доме у Коннера Сент-Джорджа не скрипела ни одна петля, ни одна половица: только еле слышный звук шагов по толстому ковру подсказывал, что Марлин подошла к ней.

— Он уехал? — спросила она, не поднимая головы. По щекам ее текли слезы: надо дать им время высохнуть. Не стоит показывать свою слабость. Рядом с кузиной она должна быть сильной.

— Нет, не уехал.

Хилари вздернула голову; сердце ее заколотилось так, словно хотело выскочить из груди. Перед ней стоял Коннер.

— Я думала, ты уехал, — заговорила Хилари. Стены завертелись вокруг, и к горлу подступила тошнота. — Я слышала шум…

Коннер поднял усталый взгляд.

— Это уехала Марлин. Ты и в самом деле думаешь, что я покинул бы дом, не поговорив с тобой?

Хилари инстинктивно расправила плечи. Ну разумеется! А она-то, наивная дурочка, надеялась… Но Коннеру недостаточно излить свой гнев на Марлин. Он явился по ее душу.

— Хорошо. Что же ты хочешь сказать?

Вместо ответа Коннер прикрыл дверь и подошел к окну. Несколько секунд он стоял неподвижно, вглядываясь в блекло-голубые небеса.

— Ну? — сердито поторопила она. — Нам скоро уезжать. Скажи, что хотел, и отпусти меня!

Но ее раздражение, казалось, вовсе не задело Коннера. Он даже не повернулся к ней лицом.

— Я хотел рассказать тебе свой сон, — ответил он наконец каким-то деревянным голосом.

Сон? Внутри у Хилари что-то сжалось. Нет, он не собирается бранить и упрекать ее — для Коннера Сент-Джорджа это слишком просто. Он придумал поистине дьявольскую пытку — открыть ей всю глубину своего страдания! О Господи, этого она не выдержит!

Но должна выдержать. Она выслушает Коннера, даже если его рассказ разобьет ей сердце. Ей нужно знать о нем как можно больше — какую бы боль ни принесло это знание.

— Хорошо, — ответила она, сжав кулаки. — Я слушаю.

Несколько секунд прошло в молчании. Наконец Коннер глубоко вздохнул и начал рассказ.

— Мне снится Томми, — заговорил он. — Впрочем, об этом ты знаешь.

Хилари кивнула, чувствуя, с каким трудом даются ему слова.

— Я никогда по-настоящему не понимал брата. — Он говорил монотонным, отрешенным голосом, как будто рассказывал ребенку сказку на ночь. Словно эта история не имела к нему никакого отношения. Должно быть, говорить об этом иначе было ему не под силу. — Томми был совсем не похож на других мужчин в семье. Отец называл его дурачком, блаженненьким, я пытался его переделать, и только мама принимала его таким, как есть. Она верила в его талант. Мечтала отдать его в художественную школу, но отец и слышать об этом не хотел.

Он задумчиво покачал головой.

— Не знаю, почему… Может быть, наш отец унаследовал такое отношение к искусству от своего отца. Я ведь тебе рассказывал, что мой дядя тоже хотел стать художником, но дед не дал ему осуществить мечту. Сент-Джорджи должны заниматься бизнесом, и только бизнесом — такова традиция нашей семьи.

Он рассмеялся коротким, безрадостным смехом.

— Вот из меня получился образцовый Сент-Джордж: всю жизнь я занимался делом, и только делом, не отвлекаясь ни на какие «глупости». — Он потер лоб рукой. — И, помоги мне Бог, считал, что именно так и должен жить настоящий мужчина!

Хилари хотела что-нибудь сказать, но не могла подобрать слов, поэтому промолчала.

— Когда мама умерла, Томми было всего девять лет, а мне — двадцать. Разумеется, я не мог воспринимать его как равного. Для меня он до самого конца оставался «мальчишкой». Перед смертью мама просила меня позаботиться о Томми, помочь ему наладить отношения с отцом.

Коннер замолчал; Хилари видела, как дергается жилка у него на виске.

— И я старался, как мог. Учил его всему, что умел сам, — забивать голы, очаровывать девушек, сокрушать врагов. Всему, что должен уметь настоящий Сент-Джордж. Заставил его сменить карандаш и кисть на ракетку и клюшку для гольфа. Хотел сделать из него настоящего мужчину, такого, чтобы отец остался им доволен. А, надо тебе сказать, нелегкая это была задача — угодить нашему старику!

Он провел рукой по волосам.

— Как я старался, черт побери! Откуда мне было знать, что из этого выйдет?

— Ты не мог знать, — тихо ответила Хилари. Ей невыносимо было видеть страдания любимого.