Кетлин О'Брайен - И жизнь подскажет…

— Потом она встретила Томми. По ее словам, они полюбили друг друга с первого взгляда. Марлин рассказала ему о своей беременности, и он сделал ей предложение, чтобы ее выручить.

Коннер рассмеялся хриплым, лающим смехом.

— Выручить? — саркастически повторил он. — Хилари, и ты всерьез полагаешь, что я проглочу эту слезливую сказочку? Да, мой брат был молод и наивен, к тому же падок до хорошеньких блондинок, но клиническим идиотом он не был!

Хилари закусила губу, чтобы не вскрикнуть: безжалостные слова Коннера поразили ее, словно удар ножом.

— Ты прав, Коннер, идиотом он не был. Это был добрый и благородный человек, считавший своей обязанностью помогать другим. Марлин говорит, что он хотел воспитать ребенка, как своего собственного…

— А что еще она говорит? — Коннер снова расхохотался — теперь его смех напоминал рычание. — Слушайте все: новое откровение! Так говорит Марлин! И с какой стати я должен ей верить? — Он провел рукой по волосам. — Боже мой, Хилари, только послушай себя! Неужели ты веришь всему, что выдумает эта испорченная дрянь? — Наклонившись к ней, он впился в нее стальным взглядом. — Или, может быть, ты с ней заодно? Ты тоже меня обманывала?

Хилари поднялась с кресла. Она понимала: пора кончать этот бессмысленный разговор, Коннер не хочет знать правду. Ум его отравлен злобой и разочарованием. Сейчас ему нужно одно — унизить Хилари, втоптать в грязь, причинить ей такую же боль, какую испытывает он сам. Быть может, он в своем праве, но она такого испытания не выдержит. Во всяком случае, сегодня.

— Обманывала или сама обманулась — не все ли равно? — Гордо выпрямившись, она смело встретила его тяжелый взгляд. — Какая тебе разница? Ты узнал правду, и планы Марлин рухнули. Ты, несомненно, не захочешь больше видеть нас у себя в доме. Не волнуйся, мы уедем, как только сможем.

Странная штука — человеческое сердце! Даже произнося эти слова, в глубине души Хилари еще надеялась, что Коннер вскочит, начнет возражать, попросит ее остаться…

Зря надеялась.

Он не колебался ни секунды.

— Я уеду из города на две недели. За это время Марлин оправится от родов. Когда вернусь — чтобы вас обеих здесь не было.

Все было кончено и пеплом лежало у ее ног. Оставалось только уйти. Хилари повернулась к нему спиной. Жгучие слезы застилали глаза, и она не могла разглядеть дверей. Но, пройдя несколько шагов, остановилась. Она не могла уйти, не объяснившись, хоть и знала, что объясняться бесполезно.

— Я ничего не знала, — тихо сказала она. Голос ее дрожал, словно последний осенний лист, подхваченный ледяным зимним ветром. — Я хотела рассказать тебе… Я сама узнала об этом только вчера. Прошлой ночью.

«Прошлой ночью». При этих словах на глаза ее снова навернулись слезы.

— Прошлой ночью? — Коннер удивленно поднял брови. — Как интересно! Позволь узнать, до того, как ты пришла ко мне, или после?

Беззвучные рыдания сжали ей горло.

— До того, — ответила она.

Правда обожгла язык, словно кислота. Лицо Коннера, сумрачное и напряженное, казалось, затвердело еще сильнее.

— Понятно, — произнес он, склонив голову набок. — Так все это был спектакль. На редкость искусно разыгранный. Должен заметить, дамы из вашего семейства вообще отличаются удивительным актерским дарованием.

Будь он проклят! Хилари резко развернулась, готовая ударом стереть с его губ оскорбительные слова… Рука ее взлетела в воздух, нерешительно дернулась, повисла и медленно опустилась. Коннер следил за этим молча, не шевелясь. Может быть, он был бы только рад пощечине.

И вдруг сердце Хилари сжалось от сострадания — такую ужасную смесь жестокости и безнадежного страдания, ненависти к ней и к себе самому прочла она в его окаменевшем лице. Пусть Коннер презирает ее, пусть она мягкосердечная, слабовольная дура, но ненавидеть его она не в силах. Она любит этого человека и всегда будет любить.

— Прости меня, — дрогнувшим голосом прошептала она. — Прости.

И, всхлипнув, бросилась к дверям, моля об одном — чтобы ноги не отказали ей. Но голос Коннера, полный жгучего яда, заставил ее остановиться на полпути:

— Да, Хилари, еще одно. Если вдруг почувствуешь себя беременной, не трудись мне звонить. Я — не такой слюнтяй, как мой братец.

Марлин с дочерью вернулись домой три дня спустя. В тот самый день, когда Хилари обнаружила, что Коннеру не о чем беспокоиться: она не беременна.

Эта новость должна была бы ее обрадовать, но, похоже, все свои чувства Хилари оставила в больнице. Она не испытывала ничего, кроме гнетущей пустоты в сердце. И при мысли о том, что от ночи внезапно обретенного счастья не останется ничего, кроме жалких воспоминаний, эта пустота только разрасталась.