Лилиан Тревис - Всё изменила любовь

Кэтрин просияла. Ей тоже не хватало мужского общества.

— Спасибо, Джеймс. Ты очень любезен. Останешься с нами на ужин?

— Мне кажется, у Джеймса дела, Кэтрин, — вмешалась Эмили, испуганная перспективой провести вечер в его обществе.

— Я с удовольствием принимаю ваше приглашение, Кэтрин, — заявил Джеймс.

— Я велю поставить на стол еще один прибор, а ты, Эмми, — обратилась Кэтрин к невестке, — угости гостя виски. Насколько мне помнится, Джеймс любит перед ужином пропустить глоток-другой.

Эмили проводила Джеймса в библиотеку.

— Похоже, Кэтрин питает к тебе слабость, — заметила она, наблюдая, как Джеймс наливает из хрустального графина в хрустальный стакан виски.

— Предпраздничная суета напоминает ей о былых временах, — отозвался он, делая глоток. — Могу представить, как ей тяжело встречать Рождество.

Эмили ничего не ответила и села на диван, подобрав ноги.

— Тебе должно быть не сладко здесь вдвоем с графиней, — произнес Джеймс с деланным равнодушием, хотя на самом деле чувствовал, что заводится. Это состояние раздражало Джеймса. Он не любил терять над собой контроль.

Джеймс обладал исключительной физической силой, вызывавшей восхищение его товарищей. Он с легкостью мог поднять вес, в два раза превышающий его собственный. Он утверждал, что унаследовал физические данные от своего отца, профессионально занимавшегося спортом, но это было не совсем так. Спортсменом был отчим Джеймса, а его родной отец, принадлежавший к аристократической испанской фамилии, погиб, не справившись с управлением самолетом, который пилотировал. Испанская кровь Джеймса постоянно ввергала его в неприятности.

— Кэтрин очень добра ко мне, — пролепетала Эмили чуть слышно.

Джеймс едва не расхохотался. Насколько он знал, графиня Маккензи всегда относилась к невестке как к человеку второго сорта. Хотя, возможно, он ошибался и с прошлых времен все изменилось.

— Держится она чудесно. Но как она себя чувствует в действительности?

— У Кэтрин отменное здоровье. В это время года все ее помыслы сосредоточены на главном событии…

— Ах да. Знаменитый рождественский бал Маккензи! Выходит, она, и вернувшись в Нидерланды, поддерживает традицию. Я получил от нее приглашение на прошлой неделе.

— Ты получил приглашение? — Эмили была не в силах скрыть изумление.

— Я получаю его каждый год, — сообщил Джеймс с удовлетворением. Он не хуже Эмили знал, что графиня Маккензи его недолюбливает. — Просто раньше мне не случалось в это время находиться в Европе.

— Собираешься прийти?

Он услышал в ее голосе испуг. Эмили явно не хочет, чтобы он приходил. Но почему?

— А следовало бы?

— Нет! — выпалила Эмили и быстро добавила: — Вряд ли тебе понравится. Народу будет много, а еды — мало. Скорее всего и знакомых ты тут не встретишь.

— Но мне будет довольно и тебя.

Эмили впилась ногтями в диванную подушку.

— Между нами ничего не может быть, Джеймс. Я еще не забыла Берта. Я не готова к новой связи…

— Я не новый.

Он прав! — подумала Эмили с отчаянием. Он не новый. Он был частью моей жизни почти пятнадцать лет. Но и десять, и пять лет назад я знала, что он не тот мужчина, который мне нужен. Он и сейчас не соответствует моим запросам.

— Пожалуйста, Джеймс, не порть мне вечер. Не заставляй меня быть грубой.

— Ты — и грубая? — Он невесело рассмеялся. — Ты не можешь быть грубой, даже если сильно захочешь. Ты возвела дипломатию в ранг искусства. Ты превратила такт в добродетель. Так что можешь смело почивать на лаврах. Ты сделала из себя великомученицу, Эмми, о чем всегда мечтала.

Он безошибочно знал все ее болевые точки.

— Ты нарочно надо мной издеваешься, Джеймс? — прошептала Эмили чуть слышно.

Он видел, как ее лицо стало непроницаемым, как сжались в тонкую линию губы. Эмили была и оставалась хрупкой и беззащитной, совсем не похожей на холодных, бесстрастных леди, с которыми ему случалось иметь дело.

Джеймс не мог назвать ее холодной. Эмили была неповторимой и очень, очень красивой. Когда-то Джеймс так сильно мечтал обладать ею, что жизнь без Эмили стала для него страшнее смерти.

Да, он намеренно обращался с ней жестоко. Он стремился уязвить ее, причинить боль. В глубине души он все еще хотел покарать Эмили за то, что из них двоих она предпочла Берта.

Джеймс никогда не говорил об этом вслух и старался об этом не думать, но была минута, когда он даже возненавидел Эмили. Его любовь обернулась ненавистью, когда Эмили попросила его сопровождать ее к алтарю. Исполнить эту роль на брачной церемонии должен был ее отец, но тяжелый недуг приковал его к постели. Просьба Эмили взбесила Джеймса. Она видела в нем суррогатного отца или брата, но ни та, ни другая роль его не устраивала.