Кэти Уильямс - Отважная Дестини

— Да, моя обожающая сестра, немного сочувствия, пожалуйста. — Кэллум одарил ее слабой, жалостливой улыбкой, а потом поинтересовался, не могла бы она покормить его чем-нибудь, потому что он изрядно голоден.

— Он думает, что это отель? — возмущалась Дестини, когда они с отцом покинули удушающую тесноту комнаты, которая, казалось, уменьшилась до размеров спичечного коробка с той минуты, как Кэллум открыл глаза. И рот, если уж на то пошло. — Может, он и пришел в сознание, но явно еще не осмотрелся вокруг, — продолжала ворчать она, не обращая внимания на то, что отец не участвует в разговоре. — Очень скоро до него дойдет, что проглотить парочку деликатесов может оказаться труднее, чем он думает.

— Мы могли бы остановиться на супе с хлебом, — мягко напомнил ей отец. — Нет нужды срывать раздражение на парне только потому, что он случайно услышал, как ты говоришь о…

— Не напоминай мне! — Дестини едва не взвыла, наливая суп в тарелку и затем аккуратно накрывая его, чтобы защитить от мух.

— Ему здорово досталось. Ты хоть представляешь, как ужасно все это должно быть для него? Господи, он же чуть не умер!

— Я не говорю, что не рада. Просто этот двуличный нахал должен был дать нам знать, что пришел в себя, прежде чем я приступила к своему душераздирающему признанию. Так нет же!

Следующие два дня она только и делала, что бегала по его поручениям. В присутствии отца Кэллум притворялся слабее, чем был на самом деле, отказывался отвечать на ее вопросы, однако был способен настоять, чтобы Дестини сидела с ним, пока он ест, и чтобы говорила с ним, потому что ему, видите ли, нужно чувствовать присутствие других людей рядом с собой. А под «другими людьми» он подразумевал ее.

Кэллум постоянно выспрашивал, действительно ли он ее дорогой и любимый, а когда она отказывалась отвечать, многозначительно улыбался.

К концу второго дня отец заверил ее, что Кэллум достаточно окреп для путешествия в поселок. Теперь он мог передвигаться без помощи — хотя по-прежнему устраивал из этого целое представление и настаивал, чтобы Дестини поддерживала его.

Поездка заняла вдвое меньше времени без неудобной ночевки на станции, и всю дорогу Дестини решительно настраивала себя прижать Кэллума к стене и заставить признаться, зачем он все-таки заявился сюда.

Если он приехал за какой-нибудь подписью, она подпишется и отошлет его прочь. Быть так близко к нему просто невыносимо. А ощущение его тела на своем, когда он использовал ее в качестве опоры, лишало Дестини самообладания и сводило с ума.

Она вернулась в Панаму, чтобы сбежать от него, и теперь оказалась в наихудшем положении, которое только можно вообразить. Он узнал о ее чувствах и вознамерился извлечь выгоду из этой ситуации.

Ни единой возможности напомнить Дестини о ее признании не было упущено. Если он не приставал с просьбами, то наблюдал за ней, но она упорно отказывалась встретиться с его взглядом и увидеть в нем самодовольство.

Если это его способ расквитаться с ней за ее побег, то он преуспел.

Как только они вошли в комнату, которую ему отвели, она закрыла дверь и встала руки в боки, наблюдая, как он лениво усаживается в кресло у окна.

— Можешь уже перестать притворяться, — сообщила она ему без предисловий, игнорируя невинно-вопросительно приподнятые брови. — И заодно прекрати изображать святую невинность. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

— Как ты можешь разговаривать таким тоном с человеком, который не оправился от тяжелой болезни?

— Если ты сейчас же не прекратишь, Кэллум Росс, я гарантирую тебе болезнь потяжелее! Не думай, что я настолько глупа, чтобы не видеть насквозь твою игру.

— Какую игру? — спросил он еще невиннее, так, что ей захотелось закричать. Но она только судорожно сглотнула и сделала пару глубоких вдохов.

— Да, я сбежала от тебя. Возможно, мне следовало остаться в Англии и сказать в лицо, что я не намерена вступать в брак с человеком, который видит во мне полезный предмет с дополнительным достоинством сексуальной игрушки до тех пор, пока новизна не поблекнет. Я, конечно, струсила, но…

— И теперь я понимаю, почему, — пробормотал Кэллум так тихо, что она волей-неволей придвинулась ближе, чтобы расслышать его.

— Да, — горько сказала Дестини, — теперь ты знаешь, почему. И наслаждаешься этим, верно? Твое «эго», должно быть, получило сокрушительный удар, когда ты вернулся из Нью-Йорка и обнаружил, что я исчезла: Зато теперь-то ты торжествуешь. Если ты приехал сюда для того, чтобы я что-то подписала, давай, я подпишу, и, ради бога, уезжай и дай мне жить дальше.