Роберт Натан - Портрет Дженни

И сразу почувствовали, насколько усилился ветер. Даже под защитой стены перехватывало дыхание, и, чтобы вздохнуть, приходилось прикрывать лицо руками. Моря не было видно, его скрыла пелена ливня и гонимые ураганом тучи песка и пыли. И по всему Труро, куда ни глянь, не осталось ни одного неповаленного столба. Деревья сопротивлялись упорней, но и они валились одно за другим. Едва мы с Арне вышли из дверей, с треском рухнул росший позади дома развесистый вяз, чуть не полоснув нас ветвями.

Но самое зловещее происходило на том берегу разлившейся реки. На наших глазах подмытый наседавшими волнами завалился набок и поплыл сарай Билла Уотингтона. Теперь на очереди был сам дом — вода подступила к нему вплотную. Если б мы могли хоть чем-то помочь Биллу! Но увы, у нас не было крыльев, да и они вряд ли перенесли бы через реку в такой ураган.

Неожиданно сквозь рев бури донесся рокот мотора. Мы оба обернулись и увидели остановившийся на дороге грузовик береговой охраны. Дверца открылась, и из кабины вылез высокий усач в дождевике с капюшоном.

— Чего это вы там, ребята, высматриваете? — подойдя к нам вплотную, спросил он.

Мы показали на плывущий сарай и на дом Билла.

— Это еще цветочки, — перекрикивая ревущий гул, сообщил усач. — Океан прорвался через Низкие дюны. Минут через десять увидите… Шли бы вы, парни, отсюда.

Мы ответили, что до нашей верхотуры воде все равно не добраться, и усач, махнув рукой, вернулся в кабину. Грузовик поехал дальше, похоже, к дому Джо Гоббса.

Ждать пришлось недолго. Прошло с четверть часа, и показался водяной вал, кативший с верховьев вниз по реке. Он не выглядел особенно высоким — просто вспененная масса воды, грязно-бурой даже на фоне и без того мутной, взбаламученной Пэмит. Вал прокатился внизу, под нами — и река будто разом раздалась в плечах. Дом Билла оказался в воде, плескавшейся уже у самых подоконников. Но я не успел толком разглядеть — внимание мое привлекло что-то, мелькнувшее внизу, здесь, на нашем берегу. И, вглядевшись, я вдруг увидел…

Там — не под нами, а немного правей — взбиралась по крутому откосу женская фигурка. Цепляясь за камни, она пыталась лезть вверх, навстречу осатанелому ветру, но внезапно, потеряв равновесие, чуть не упала, и ноги ее заскользили вниз, к воде… А в какой-то полусотне ярдов уже катил с верховьев новый пенный вал.

Сам не знаю, как я успел. Чуть не кубарем скатившись с обрыва и едва не свалившись в воду, успел подхватить ее под руки за секунду до того, как, обдав нас брызгами, в каком-то футе от наших ног прокатился грязно-бурый вал.

— Я боялась, что не смогу… — Она прижалась ко мне всем телом, и лишь тут я понял, насколько она обессилена. — Боялась не успеть…

Вокруг нас ревел ураган, но — сам не знаю как — я слышал каждое ее слово. Или догадывался по движениям губ?

— Дай мне посмотреть на тебя… — Она чуть отстранилась, обхватила ладонями мое лицо, и глаза ее, казалось, заглянули в мою душу. — Я спешила, родной, но все равно это было так долго…

— Потом, Дженни, — нетерпеливо перебил я. — Мы все скажем друг другу потом, а сейчас — скорей наверх! — Я потянул ее за собой, помогая взбираться, но она вскрикнула от боли.

— Нога… наверно, вывих… когда падала…

— Тогда держись за меня крепче! — Я поднял ее — и тут же понял, что не смогу сделать и шага. Нет, она не была тяжелой, но по крутому, скользкому после дождя откосу и против такого ветра — нечего было и думать. Но Арне, что же он медлит?! Я вскинул голову и увидел: там, на обрыве, пусто. Господи, да как я мог забыть — он же зачем-то отлучился в дом за несколько секунд до того, как я заметил Дженни…

— Арне! — что есть мочи крикнул я, но ураган с легкостью заглушил мой крик, словно это был слабый шепот. — Дженни, ради Бога, — взмолился я, — постарайся преодолеть себя! Надо подняться хоть на пару ярдов — иначе ты же видишь…

Я опустил ее, и она, сжав зубы, попыталась двинуться — но с тем же успехом. Как я ни пытался помочь ей — ничего не получалось.

— Видишь, какая тебе досталась рохля… — Она попыталась улыбнуться, но на глаза навернулись слезы. — Я не смогу, родной… Поднимайся сам и позови кого-нибудь. Я подожду.

«Подожду» — а раскисшая глина уже уходила из-под ног, и вода заливалась в ее туфли…

Я гладил мокрые от слез щеки и уговаривал ее, как малого ребенка, попытаться еще раз. Уговаривал, а сам уже знал: надежды нет. Надежда могла появиться только наверху, у дома — но там по-прежнему было пусто.