Роберт Натан: Портрет Дженни

— Арне! — снова крикнул я. И у меня перехватило дыхание: я увидел Волну.

На этот раз она катила с другой стороны — из залива, огромная, как стена. Неотвратимо надвигалась с каким-то странным сосущим звуком, будто хотела всосать все живое, что еще оставалось. И по лицу Дженни я понял: ей тоже все ясно.

— Обними меня крепче, — прошептала она и закрыла глаза. — Еще крепче… теперь мы уже не расстанемся…

Я целовал ее губы и говорил, что Арне уже увидел нас, я уже слышу, как он спускается, вот сейчас он подхватит ее своими большими, добрыми ручищами, он с одной стороны, а я с другой, — и мы успеем ускользнуть. А она, не открывая глаз, все повторяла:

—…уже не расстанемся. Теперь уже никогда…

И в самый последний миг, когда я уже кожей чувствовал нависший над нами водяной холм, она, прижавшись к моей щеке, успела шепнуть слово, которого никто из нас еще ни разу не произнес:

— Люблю…

И волна рухнула на нас всей своей ледяной тяжестью. Захлебываясь, теряя сознание, я пытался удержать ее, но слепая свирепая сила вырвала ее из моих рук — и это было последнее, что я помню…

Арне нашел меня, застрявшего в ветвях поваленной сосны, что лежала на берегу, полузатопленная водой, в нескольких десятках ярдов восточней нашего дома. Уж не знаю, как удалось ему наперекор урагану втащить меня, еле живого, на такую кручу. Дома он уложил меня в постель, заставил выпить чуть не целую пинту виски и просидел возле меня всю ночь до утра. Отойти он не мог, потому что я все время порывался встать и бежать к реке. Обо всем этом Арне рассказал мне потом, когда я пришел в себя, сам же я ничегошеньки о той ночи не помню — сплошной черный провал.

Прошла неделя, прежде чем я смог подняться с постели. Но пришлось задержаться в Труро еще на пару дней — пока по восстановленной дороге не пошли первые поезда. Я молча слонялся по дому, стараясь не думать о том, что произошло, а Арне пытался меня отвлечь, чередуя рассуждения об искусстве с местными новостями. Он рассказывал, что число погибших еще уточняется, но, судя по всему, их не более десятка. В заливе разметало сети, и одно судно выброшено на скалы, в Провинстауне и окрестностях повалено множество деревьев, сорвано несколько крыш, нарушена связь. Но в самом Труро ущерб, причиненный ураганом, оказался меньшим, чем мы поначалу думали. Даже дом Билла Уотингтона уцелел, хотя в нем и побывала вода. И всюду все быстро восстанавливается.

Я вернулся в Нью-Йорк ясным октябрьским днем. Спокойно светило охладевшее осеннее солнце, голубело небо, и небоскребы все так же отчужденно и чуть снисходительно взирали со своих высот на вечную людскую суету.

В галерее меня ждала радостная встреча.

— Мы так тревожились за вас, Эдвин, — пожимая мне руку, говорил Мэтьюс. — Я и мисс Спинни — ей Богу, мы просто места себе не находили, когда услышали, что там у вас стряслось. Но, слава Богу, вы живы и здоровы… — Он растроганно похлопал меня по плечу. — Рад, очень рад за вас, мой мальчик.

Мисс Спинни не произнесла ни слова. Только молча смотрела на меня, и мне показалось, что у нее заплаканные глаза.

— А теперь, Эдвин, главная новость, — покончив со вступлением, торжественно проговорил Мэтьюс. — Сейчас я назову сумму, которая причитается вам за портрет, и, бьюсь об заклад, вы захлопаете в ладоши.

— Не сейчас, — остановил я его. — Как-нибудь в другой раз. — И попрощавшись, ушел.

С Гэсом мы встретились вечером.

— Я подумал, может, ты не видел это, Мак, — неловко переминаясь с ноги на ногу, он протянул мне маленький бумажный квадратик.

Это была вырезка из «Таймс» от 22 сентября.

«С борта «Латании», совершающей рейс из Гавра в Нью-Йорк, по радио сообщили о гибели одной из пассажирок. Это произошло во время разыгравшегося шторма в ста милях восточней плавучего маяка «Нантакет». Мисс Дженни Эплтон, возвращавшаяся в Америку после нескольких лет учебы в Париже, была смыта волной. Водяной вал снес также часть капитанского мостика, в результате чего было ранено трое пассажиров. Пароходная компания разыскивает родственников мисс Эплтон…»

Прочитав, я молча вернул вырезку Гэсу.

— Извини, Мак. — Он виновато взглянул на меня и отвел глаза. — Я думал, может, ты не знаешь.

И я ему ответил, что знаю.