Но он не сделал этого потому, что любил ее. Ей необходимо время, чтобы обдумать все и постараться понять и его положение. Он ведь не закатил скандал, когда она призналась в своей двуличности? Нет. Он вел себя, как и подобает мужчине. Конечно, он мог себе это позволить, потому что все уже знал.
На душе было погано, но уладить ситуацию можно. «Терпи, друг мой. И хотя бы один раз в жизни схитри».
Выйдя на улицу, он поймал машину и поехал на встречу с редактором. Думая только о Лиззи, он подписал самый неудачный в своей жизни контракт. Это было что-то из ряда вон выходящее.
Майкл собирался предоставить Лиззи на размышление столько времени, сколько ей потребуется. Но на деле запаса его терпения и хитрости хватило бы максимум дня на два.
Вернувшись в офис, он достал контракт с «Манхэттен дизайна», который и лежал теперь перед ним. Вот его ответ. «Давай, подруга, давай действуй», — думал он.
Челси возвратилась через десять минут после ухода Майкла и застала Лиззи плачущей на кровати.
— Лиззи, — сказала Челси, — ну ты совсем как маленькая.
— Он все знал!
— Большое дело!
Лиззи вздохнула и посмотрела на подругу, склонившуюся над ней.
— Челси, но ты же должна меня понять!
— А я и понимаю. Я тебе еще раз повторяю, что ты дурочка. Парень в тебя влюбился.
— Я не нуждаюсь в жалости.
— Да наш Майкл не тот человек, который готов сострадать всякому встречному и поперечному и уж тем более тем, кто водит его за нос.
— Но он…
— Он запутался. Еще бы, на его пути появляется маленькая девчонка из Уилсон-Крика со своими противоречивыми идеями и кружит ему голову. Перестань, Лиззи. Радоваться надо, что он с самого начала все знал. Значит, он стремился не к Элизабет Гест, а к тебе. — Челси вздохнула. — Глупенькая.
— Ты думаешь, я переигрываю?
— Как ребенок, Лиззи, как ребенок.
— Он ушел.
— Ты просила его?
— Ну…
— Надеюсь, ты не вернула ему деньги? Лиззи отрицательно покачала головой.
Она никогда так горько не плакала и не ощущала себя такой униженной. Вспоминая каждый раз, какому унижению подверг ее Майкл, она отказывалась думать о хорошем и желала завернуться в плед и лежать без движения.
А как насчет унижения, которому она подвергла его? Если он и вправду влюбился в нее, то тоже должен испытывать страдания. Однако она почему-то не сочувствовала ему. Она размышляла. «Жалею ли я сама себя? И нужна ли мне такая жалость?»
— Слава Богу, что все так обошлось.
С этими словами Челси достала из кармана халата платок и вытерла слезы Лиззи. Затем закрыла рот рукой.
Увидев, как подрагивает рука подруги, Лиззи заинтересованно посмотрела на нее:
— Челси, ты смеешься?
Челси свалилась на диван рядом с Лиззи и, держась за живот, принялась хохотать, не в силах остановиться.
— О Господи, никогда так не смеялась!
— Челси!
— Представляю, что он подумал, когда мы заявились в этих париках, с накладными ногтями на вечеринку… Ох, мне кажется, я умру от смеха. Бедный Майкл подумал, что мы умом тронулись!
— Надо было сразу нам сказать. Челси пришла в себя и, подперев голову одной рукой, проговорила:
— Тогда бы он ни за что в тебя не влюбился, и вы оба всю жизнь думали бы: а что все-таки могло произойти?
— Мы и теперь можем так думать.
— Ну, разве только если ты последняя Дура.
— Я не знаю, что мне делать, Челе. Я испугана. Никогда раньше со мной такого не случалось. А если я ошиблась? — Она снова всхлипнула, горло ее сжалось, а на глазах появились слезы. — Что, если он больше не захочет меня видеть?
— Не будь такой чувствительной, Лиззи. Мы получили от него двадцать тысяч, они лежат на твоем имени в банке. Поверь мне, он обязательно захочет тебя видеть.
— Точно, Челс, — сообразила Лиззи, чувствуя, что готова заулыбаться. — Конечно. Так-так-так.
Челси удивленно приподняла брови:
— Лиз, ты в порядке?
— Чувствую себя как никогда прекрасно. У меня есть план.
Остаток дня подруги оставались дома и работали. В среду Лиззи отправилась на Уолл-стрит, следуя указаниям Челси, каким общественным транспортом пользоваться, идя на встречу с Лаурой Голд. Лиззи рассказала, что недавно приехала в Нью-Йорк из Канзаса, показала свои работы и ответила на множество вопросов. Она поняла, почему Майкл не назвал ее имени Лауре Голд. Он поступил правильно. Лиззи была благодарна ему за то, что он избавил ее еще от одного мучительного обмана. Но он сделал это явно не из сострадания.
И теперь, когда Лиззи все больше думала об их необычных отношениях, она постепенно приходила к заключению, что Майкл, возможно, ругал себя за доброе отношение к человеку, обманывавшему его. И чем чаще она старалась поставить себя на его место, тем лучше понимала, в каком состоянии он находился. Больше того, он влюбился в женщину из своего родного городка, разгуливавшую по Нью-Йорку в идиотском парике и накладных ногтях.
Читать дальше