Кэти Джейкобсон - Возьми моё сердце

Она приняла душ, приготовила и съела ужин, распаковала еще пару ящиков с вещами. Ничего не помогало.

Отчаявшись, она сварила себе кофе без кофеина, поставила какую-то грустную музыку и села у камина, завернувшись в плед.

Еще вопрос, кто подействовал на нее сильнее — девчушка или ее отец. Ничего себе шериф! Ну и что? Прошлое осталось в прошлом. Под новым именем на нее нет досье, у нее чистая совесть и безоблачное будущее.

К несчастью, Марго слишком хорошо знала и людей, и систему правосудия. У людей малейшее подозрение приводит к осуждению, впечатление быстро становится фактом, а прошлые грехи никогда не забываются. Один неверный шаг — и на человека может обрушиться настоящий юридический обвал, и тогда прощай нормальная жизнь!

Она отпила кофе, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Нет, обществу далеко до идеала, и люди стараются жить как могут. Винить ей, кроме себя, некого.

Если оглянуться назад, главный ее недостаток всегда заключался в том, что она безрассудно шла на поводу у собственных чувств. После смерти бабушки она сильно горевала, и это горе привело ее в объятия Ника. Она так сильно его любила, что предупреждала его малейшее желание и находила оправдания любым издевательствам. Любовь к ребенку ослепила ее, и она не замечала, как ее отношения с отцом Холли катятся под откос.

Придя к такому выводу, она занялась самодисциплиной. Училась думать, прежде чем действовать. Училась заглядывать вперед и представлять себе, куда ведут разные варианты. Ей казалось, она овладела искусством самоконтроля.

Как бы не так!

Не далее как сегодня она, сама того не желая, дала волю чувствам. Это случилось впервые с тех пор, как она навсегда рассталась с Холли.

Дочке тогда было всего восемь месяцев. Марго не видела, как Холли училась ходить, разговаривать, считать и читать. Она не знала, умела ли Холли играть на каком-нибудь музыкальном инструменте или ездить верхом. Она никогда не слышала, как поет Холли. Дав дочери шанс на благополучную жизнь, она навсегда лишилась права быть частью ее жизни.

Кто может упрекнуть ее за то, что она посмела прикоснуться к Эриэл?

Отец девочки. Он может. И, очевидно, уже сделал это.

Марго вздохнула: так даже лучше. Она не представляла себе дружеских отношений с полицейским, даже если они оказались ближайшими соседями. Даже если ей очень хочется поближе познакомиться с его дочкой.

На фоне соседних домов с ярко светящимися окнами ее дом казался темным и одиноким. Единственный желтый квадрат — окно комнаты на первом этаже, но даже оно не меняло общей картины. Райли прошел по дорожке и позвонил в дверь.

Эриэл не отставала от него весь день, уговаривая посетить их соседку. Как назло, сегодня ему не удавалось найти никого, кто мог бы присмотреть за малышкой, так что она провела все это время в полицейском участке и занималась тем, что расхваливала свою новую приятельницу всем, кто соглашался слушать. Это было бесконечное повторение того, как «она» сказала то, как «она» сделала это, и под конец все сотрудники, словно сговорившись, стали поддерживать просьбу девочки. Он был чертовски рад, что потерянная кроссовка Эриэл послужит естественным оправданием его визита.

Слушая несмолкавшую болтовню Эриэл, Райли раз десять прокрутил в памяти сцену их встречи. Ему бы поблагодарить соседку за заботу об Эриэл, а он уподобился какому-то неандертальцу, защищающему свою территорию. Должно быть, вид у него был устрашающий, раз она так быстро отступила. А ему просто некогда было думать о чем-то другом — он спешил пожурить Эриэл.

Не услышав звонка, Райли снова нажал на кнопку. Опять ничего. Сквозь легкую занавеску за застекленной дверью он не улавливал никакого движения. Возможно, звонок не работает. Или ее нет дома. Он постучал в дверь, но никто не откликнулся. Она может быть где угодно. Пошла в магазин. Или прогуляться. Или в кино. Он нажал на кнопку еще раз, потом повернулся и пошел обратно.

Он уже дошел до середины дорожки, когда вдруг на крыльце загорелась лампа, бросившая голубоватый отсвет на лужайку перед домом. Он резко обернулся.

Она стояла за стеклянной дверью, но ее лицо оставалось в тени.

— Кто там?

На этот раз ее голос показался ему нерешительным, более низким, волнующим. Та же самая женщина, но в других обстоятельствах. И уже будто не совсем та. Днем она казалась агрессивной, суровой, далекой. Вечером — скорее беззащитной.

— Это отец Эриэл.