Вайолетт Винспер - Вайолетт Винспер

— Все хорошо, дитя мое, — услышала она голос Нанетт, которая успокаивающе поглаживала ее по руке. — Арабы очень суеверны, но скоро ты к этому привыкнешь.

— Суеверны? — Рослин все еще не могла прийти в себя после происшедшего.

— Да, это все ваши глаза, — резко сказал Дуэйн. — Арабы не доверяют серым глазам.

Рослин передернуло оттого, как он это сказал. Она склонилась над тарелкой, а слезы застлали глаза. Она моргала, чтобы не расплакаться, но желание бежать из этого дома было настолько велико, что не так-то просто было его контролировать. Она автоматически брала вилкой еду и ела, даже не чувствуя вкуса. Изабелла посмотрела на нее долгим взглядом, полным открытого любопытства. Скоро разговор возобновился, но для Рослин это был просто шум голосов.

Она испытывала боль и неловкость. Больше всего она сейчас жалела о том, что не отказала в столь гостеприимном предложении мадам Жерар. Она решила, что завтра же утром сообщит Нанетт о своем отъезде в Англию.

Кофе подали в салоне, их обслуживал Ягуб. Рослин устроилась с чашкой на подушках. Она почувствовала себя защищенной, приняв решение об отъезде из Дар-ЭрльАмры. Теперь уже не имело никакого значения, что о ней могут сказать или подумать.

К ней подошел Тристан с маленькой рюмочкой коньяка.

— Добавить вам немного в кофе? — с улыбкой спросил он. — Кофе с коньяком — замечательный тонизирующий напиток.

Ей нравился Тристан, который был так похож на бедного Арманда. Она протянула ему чашку, и, пока он наливал коньяк, она вдохнула его аромат.

— Ну, вот, — сказал Тристан, — выпейте это, и все ваши заботы и тревоги забудутся.

— Спасибо, месье, — улыбнулась она ему в ответ.

— Пожалуйста, мадемуазель.

Она посмотрела, как Тристан подошел к пианино, а потом почувствовала на себе взгляд Дуэйна из-за дыма только что раскуренной сигары. Она выпила остаток кофе и почувствовала, что может совершенно открыто посмотреть на Тристана, который выглядел по-французски элегантно в безупречно сидящем пиджаке.

— Хотите, я что-нибудь сыграю для вас? — он так же, как и она, прямо смотрел ей в глаза. — Рослин, вы похожи на белочку. — И в это мгновение его пальцы коснулись клавиш, заиграв веселую мелодию, звуки которой становились все выше и выше, и казалось, что они исчезают в гуще листвы под самой кроной.

Рослин расхохоталась и подумала, что наверняка это был эффект кофе с коньяком. Изабелла не могла долго выдержать отсутствия внимания к собственной персоне и, шурша шелковым платьем цвета светло-розового вина, присоединилась к Тристану за инструментом.

— Это очень оригинально, — сказала она, — но ради любви к музыке, не мог бы ты сыграть что-нибудь драматичное и эмоциональное?

— Другими словами, ты хочешь сказать, что-нибудь такое, чтобы Изабелла могла спеть? — передразнил ее Тристан. — Что же ты хочешь, моя примадонна?

Хотя Изабелла была тщеславна и даже немного зла, но Рослин уже достаточно хорошо знала ее голос и поэтому предвкушала, как же она сейчас споет. В это время певица и композитор оживленно обсуждали, какую арию она исполнит. Остановились на песне половецкой девушки из «Князя Игоря», которую Изабелла обожала. Она встала в позу, откинула назад голову и деланно-застенчиво опустила глаза.

— Не совсем тот образ, — вмешался Дуэйн, — тебе бы больше подошли Далила или Саломея. — Он явно наслаждался происходящим.

И тут же, прямо на глазах, она стала Саломеей. Это была сцена, в которой царь Ирод видит, как Саломея при свете луны целует в губы голову Иоанна Крестителя. Изабелла подошла к столику, на котором стояли фрукты, и взяла из вазы розовую и зеленую дыни. Рослин слышала, как усмехнулся Дуэйн, и сквозь дым сигары видела, что у него был довольный вид.

Несколько мавританских светильников неярко освещали комнату. Изабелла пела, стоя наполовину в тени. Ее великолепное глубокое колоратурное сопрано заставляло забыть, что сама она была человеком довольно поверхностным.

Рослин слушала, обхватив колени руками, и когда прозвучали финальные звуки арии, то у нее по телу пробежали мурашки. Последовавшую за этим исполнением тишину нарушили аплодисменты, которыми слушатели щедро вознаградили выступление Изабеллы. Как позже выяснилось, содержание арии положило начало дискуссии о сложном и многозначительном чувстве любви.

— Полагаю, после смерти, это — величайшая драма нашей жизни, — Тристан порывисто встал из-за инструмента и внимательно посмотрел на каждого из присутствующих. На лице была скорбная улыбка, тронутая печалью. — Я имею в виду Любовь с большой буквы, жестокую и беспощадную. Любовь, как развязку, как конец, обещающий продолжение.