Вайолет Уинспир - Замок пилигрима

В нем отразились задумчивое бледное лицо, густорыжие волосы. Лампочка у трельяжа бросала всюду золотистые блики, в ее свете блестели брелоки браслета, который подарил ей Кент.

Она коснулась пальцем маленькой подковки, которая приносит удачу. Потом потрогала крошечное яблоко, символ соблазна, засмотрелась на маленькое золотое сердечко. Любовь… Большинство людей на свете хотят, чтобы их любили, и для каждого любовь означает что-то свое. Для одних это страсть, для других — надежное убежище. Товарищество вместо одиночества. Понимание, рука, которая поддержит в хорошие времена и в ненастье.

Ивейн посмотрела в глаза собственному отражению в зеркале. «Любви ищу, но не такой, как все, ищу любви неслыханной, прекрасной». Эти чудесные строки написал Йейтс, и они как раз выражали то, что в глубине сердца ощущала сама Ивейн. Любовь небывалая. Любовь, в которой есть неистощимая романтика, от которой сердце бьется в удивлении, страхе и счастье. Любовь, от которой вырастают крылья и уносят в облака.

— Какая же ты романтическая дурочка, Ивейн! — Она рассмеялась, произнеся эти слова вслух, и быстро отвернулась от зеркала.

Ивейн клубочком свернулась в постели. Было уже поздно, когда она услышала шум подъезжающей к дому машины. Хлопнула дверь. Она представила себе, как опекун, прихрамывая, поднимается по лестнице, входит в холл замка, останавливается перед маленьким столиком. Он берет конверт, который она туда положила, и держит его какое-то время в длинных пальцах, прежде чем вскрыть. Он всегда был намеренно нетороплив с такими вещами, словно предвкушал какой-нибудь сюрприз и смаковал момент неизвестности. Слегка опираясь на эбонитовую трость, дон Хуан читает письмо, медленно поднимает глаза, его взгляд задумчиво скользит по узорам старинных гобеленов… Несколько минут он раздумывает над приглашением незнакомых ему Крейсонов. Он пойдет на прием, так как там будет Ракель, он пойдет также затем, чтобы удовлетворить свое любопытство и составить впечатление о туристке-американке и ее сыне. Он наверняка уже знает, ему не могли не рассказать, что его воспитанницу повсюду видят в обществе этого молодого человека.

Утро праздничной пятницы выдалось ярким и солнечным.

Ивейн проснулась под звон колоколов в монастыре и в церкви возле гавани. Радостные звуки, казалось, сливались с лучами яркого солнца, ослепительно сиявшего над морем. Ее сердце томили одновременно счастливые и тяжелые предчувствия, в смятении она надела свой костюм для фиесты, заплела волосы в косы и уложила их в венец. Спустившись вниз, она задержалась перед зеркалом в холле и изучила себя в этом наряде местной жительницы.

В старинном зеркале с тяжелой золотой рамой Ивейн увидела незнакомку — сеньориту, которая словно явилась сюда из давнего-давнего века… она, потрясенная, прижала ладонь к шее, под ее пальцами нервно билась жилка. В этот момент за ее спиной в зеркале отразилась фигура высокого смуглого человека.

— Доброе утро, Ивейн. — Сегодня голос его звучал еще глубже, чем обычно. Она почувствовала на себе пристальный взгляд. Дон Хуан осматривал ее костюм, отмечая кремовые кружева блузки, бархатный лиф, глубокие переливающиеся складки длинной сиреневой юбки. — Ты выглядишь прелестно, nina. Почти как сеньорита с острова! Пойдем сорвем тебе гвоздику, и ты воткнешь ее в волосы.

Он протянул руку, худощавые пальцы переплелись с ее — тонкими, дрожащими. Волна незнакомого возбуждения, одновременно теплого и холодного, словно пробежала по ней от этого прикосновения. Пока дон Хуан вел ее в сад, она украдкой, искоса, взглянула на него.

— А вы будете на фиесте, сеньор? — спросила она.

— Конечно. — Он встретился с ней глазами и улыбнулся. — Эта фиеста мне особенно нравится, она называется «процессия Адама и Евы». Этот праздник давным-давно привезла на остров галицийская невеста одного из моих предков. Она очень скучала по дому и по обычаям родины и упросила своего снисходительного мужа устраивать на острове эту церемонию, которая каждый год проходит в горах Галиции, а с тех пор — и на Isla del Leon.

— Это восхитительно.

Они вышли в сад на мокрые каменные плиты, и Ивейн приподняла подол длинной бархатной юбки. Воздух был напоен ароматом гвоздик, которые росли здесь в таком изобилии, что оплетали всю стену зеленым покрывалом, усыпанным светло-розовыми и малиновыми звездами цветов.

Дон Хуан вынул из кармана перламутровый перочинный ножик и срезал стебель. С легким поклоном он протянул Ивейн цветок, на лепестках которого еще трепетала роса. Девушку охватила робость, и ее рука слегка дрожала, когда она укрепляла цветок в волосах.