Гермина Блэк: Любовное кружево

Миссис Морнингтон заколебалась с ответом.

— Передайте ей, — продолжил Гиффорд, — что это очень глупо с ее стороны. Чем дольше она протянет с этим — тем труднее будет что-то сделать.

— Милый мой мальчик, — с грустью откликнулась его собеседница. — Я убеждала ее как могла, но она уперлась и повторяет одно: «Это бесполезно». Лучше бы я не возила ее к этому австрийскому специалисту. Он убедил ее, что танцевать она все равно больше не сможет. Она сейчас бодрится, но это только внешне; я вижу, что девочка просто вне себя от горя. Ох, Гиффорд… Это искусство! Я не говорю о карьере — она артистка, а не карьеристка, ты понимаешь, что я имею в виду!

— Да, понимаю, — спокойно ответил он. — Но если она не хочет показаться мне, что ж, так все и останется, верно? Никто не может заставить ее — если она не доверяет врачам или не верит в успех. Позвоните мне, если она передумает.

Он положил трубку и какое-то время сидел, нахмурив брови и плотно сжав губы. Потом раздраженно пожал плечами и постарался вернуться к своим бумагам, от которых оторвал его телефонный звонок. Но понял, что не в состоянии полностью выбросить эту ситуацию из головы.

Он был абсолютно уверен, что сможет помочь этой глупышке и вернуть ее к настоящей жизни. Он не верил, что она просто трусиха. Он говорил себе и пытался убедить себя в том, что она настоящая артистка и, как все артистки, чрезмерно эмоциональна. Из-за того, как этот австрийский специалист сформулировал свой диагноз, и из-за того, что он отказался гарантировать успех операции, она возненавидела всех врачей.

«Будь он проклят, — подумал Гиффорд. — Я же не могу заставить ее принять мою помощь!»

Миссис Морнингтон продолжала умолять Оливию хотя бы сходить послушать, что скажет доктор Хардинг. Но та лишь качала головой. С легкой улыбкой на устах и затаенной печалью в глазах она повторяла, что это пустая трата времени.

— Он хочет сделать то, что предлагал профессор Шварц, и этим ограничиться, — говорила Оливия. — Неужели мне станет лучше от того, что я буду знать — все возможные средства испробованы? Милая тетушка Кэр, я не хочу больше страдать ради иллюзий. А кроме того, — добавила она резко, — я не уверена, что остались еще на свете врачи, которые относятся к своим пациентам как к живым людям, а не просто как к объектам их медицинских интересов. Нет, я не собираюсь становиться подопытным кроликом!

— Гиффорд Хардинг совсем не это имеет в виду! — воскликнула миссис Морнингтон. — Даже если удастся избавить тебя от хромоты — разве этого мало?

Все эти споры кончались одинаково. Пожилая леди расстраивалась и впадала в депрессию.

И тем не менее через месяц Оливия Элейн стояла перед голубой дверью трехэтажного дома на Уимпол-стрит. На двери была прикреплена простая бронзовая табличка с надписью: «Гиффорд Хардинг, д-р медицины, член Королевского терапевтического колледжа, член Королевского хирургического колледжа».

Нажав кнопку звонка с надписью «Для пациентов», она испытала сильнейшее желание повернуться и убежать. Но в этот момент дверь открылась, и медсестра в белом халате пригласила ее войти.

— Доктор сейчас вас примет, — произнесла, улыбаясь, седовласая женщина. — Прошу прощения, но далеко не все пациенты столь пунктуальны, как вы, мисс Элейн. Он еще занят.

Оливия пробормотала, что это не важно. Она оказалась в комнате с кремовыми панелями. Шум улицы проникал сюда через полуоткрытое окно.

Атмосфера помещения совсем не напоминала обычные приемные. Здесь не было обязательного длинного стола с иллюстрированными еженедельниками прошлогодней давности; голубые в желтый цветочек кресла и диван тоже не соответствовали ее представлениям об обстановке клиники. В вазе на широкой каминной полке стояли гвоздики; на подоконнике красовался серебряный кувшин с красными и белыми розами.

Миссис Морнингтон сказала, что доктор Хардинг и живет здесь, при своем рабочем кабинете. Да, эта комната скорее напоминала гостиную. Стены по обе стороны камина даже были увешаны книжными полками.

Она не ожидала, что такая вполне жилая комната может использоваться как приемная для посетителей. Здесь чувствовалась вполне деловая атмосфера, и это было приятно.

Но через пять минут, перестав обращать внимание на обстановку, Оливия поймала себя на мысли: «Зачем я пришла сюда?» Ведь так не хотела и все-таки пришла. Пришла стать жертвой — или победить, как уверена миссис Морнингтон? Или просто внезапная мысль о том, что боль и беспомощность могут полностью овладеть ею, превозмогла страх использования последнего шанса? Шанса на то, что вся дальнейшая жизнь может еще как-то измениться?