Полина Федорова: Провидица поневоле

— Вполне понятно, — заверил его Нафанаил Филиппович. — А что ипохондрия?

— Исчезла, — ответил доктор.

— Выходит, этот маркиз-магнетизер все же излечил графиню от ее болезни?

— От ипохондрии-то излечил, — нехотя согласился доктор, — но поскольку не довел свой сеанс до конца и не размагнитизировал графиню, то привил ей своей не вовремя случившейся смертью новую болезнь, так же не поддающуюся излечению. Все это случилось год назад, и тогда время ее нахождения в состоянии сна-яви составляло примерно один час, а теперь оно достигло уже почти пяти часов. Иногда переход из одного состояния в другое сопровождается страшными болями и судорогой. И она абсолютно не помнит, что делала и что говорила в эти часы. Мне кажется, что она уже близка к сумасшествию, ибо частое пребывание в шестой степени магнетического состояния ведет к полной потере чувств и в конечном итоге — к растительной жизни и полному умопомешательству.

— А граф не пробовал ее снова вылечить? — спросил отставной поручик.

— Как не пробовал, конечно, пробовал, — невесело отозвался доктор Гуфеланд. — Он снова возил ее к самым лучшим докторам Европы, в том числе и знаменитым магнетическим операторам. Но ни доктор Деслон, ни профессор Мульезо из Венеции не смогли ничего сделать. Маркиз де Пюйзегюр был слишком сильным магнетизером. Вывести из состояния шестой степени магнетического исступления, в которое он ввел несчастную графиню, мог только один человек: сам Фридрих Месмер. Но он давно уже был мертв…

— Да-а, — протянул Нафанаил после недолгого молчания. — Интересные вещи вы мне рассказали. Только вот одного не пойму: при чем тут я?

— Месяц назад, когда попытки профессора Мульезо вывести графиню из состояния магнетического сна-яви, или, как это называется, исступления, потерпели фиаско, графиня сказала, что спасти ее от умопомешательства и смерти может только один человек. И назвала его имя… — Доктор замолчал и пристально посмотрел на отставного поручика. — Нафанаил Филиппович Кекин.

— И вы ей поверили! — воскликнул Нафанаил. — Человеку, находящемуся в состоянии душевного исступления?!

— Именно потому, что она находилась в этом состоянии, мы и поверили, — промолвил доктор. — И к тому у нас были весьма веские основания.

— Чушь, — заявил Гуфеланду Нафанаил Филиппович.

— До определенного момента я тоже так думал, — невесело усмехнулся доктор. — Пока графиня как-то утром, находясь, как обычно в эти часы, в состоянии магнетического сна-яви, вдруг не пригласила меня к себе и не выразила соболезнования по поводу кончины моей старшей сестры.

«Она жива, — возразил я ей. — Месяц назад я получил от нее письмо».

«Мне прискорбно говорить вам это, — заявила она, — но не далее, как сегодня, в десятом часу утра ваша сестра, подавившись вишневой косточкой, задохнулась и умерла. Примите, господин доктор, мои искренние соболезнования».

Я, конечно, не придал ее словам значения, но через две недели получил из дому письмо, в котором сообщалось, что моя старшая сестра умерла, подавившись вишневой косточкой. И день, и час ее смерти полностью совпали с предсказанными…

— Это случайность, — не очень твердо произнес Кекин, хотя было похоже, что рассказ доктора все же произвел на него впечатление.

— Возможно, — не стал спорить Фердинанд Яковлевич. — Но как вы объясните то, что вот в этом вашем дорожном саквояже, — тронул доктор один из кожаных ремней, — лежит любимый вами паштет из гусиной печенки, кусок ситного хлеба и початая бутылка шато-лафита, которое вы более всего предпочитаете в отсутствие бургундского и тонкого шабли?

— Да никак, — довольно резко ответил Нафанаил. — У каждого второго путника, не считая каждого первого, в его дорожном саквояже лежит печеночный паштет и бутылка вина. А бургундское и шабли много лучше столового лафита.

— Хорошо, — легко согласился доктор. — Тогда, уж простите меня, я вынужден предъявить вам свой главный козырь.

— Я весь внимание, — с нотками раздражения произнес Кекин.

— Еще раз прошу прощения…

— Не стоит извиняться, слушаю вас.

— Девица Елизавета Васильева дочь Романовская родилась в 1797 году августа 26 дня. Скончалась в 1817 году августа 23 дня, не дожив до совершеннолетия один год и три дни. Прими, Господь, душу ея…

— Довольно! — оборвал доктора Нафанаил. — Вы что, следили за мной?

— Мы приехали в Казань, когда вы уже выехали из города и тряслись в своей коляске по Московскому тракту.