Сандра Хьятт - Любовь жива

Макс все еще ходил туда-сюда. Джиллиан смотрела в стол, но слышала его шаги, ощущала его присутствие, душившее ее. Если бы только он сказал что-нибудь, хоть что-нибудь…

Наконец Макс остановился:

— Он мой сын.

Что-нибудь кроме этого. За спокойным тоном скрывалась буря эмоций, но это был не вопрос, поэтому Джиллиан ничего не ответила.

— Как ты посмела?

Она подняла голову. Он стоял спиной к ней и смотрел в окно, и она была рада, что не пришлось встречаться с ним взглядом.

— Я сделала то, что считала нужным.

Он повернулся к ней.

— Нужным? — прорычал он.

— Ты не хотел детей. Ты порвал со мной, стоило мне заикнуться об этом.

Он недоверчиво потряс головой:

— Ты уже была беременна тогда?

— Да.

— Но как? И ты… — Он снова отвернулся. — Этот мальчик…

— Этан.

Макс подошел к столу и оперся на него, приблизив лицо к ее лицу. Ее сердце затрепетало, но она не отстранилась.

— Этан — мой сын. — В его голосе был лед, но на виске билась жилка. — И тебе ни разу не пришло в голову, что я имею право знать.

Она думала об этом миллион раз, но здравый смысл всегда одерживал верх.

— Ты мой папа?

Джиллиан замерла, услышав счастливый голос сына. От тонкого слуха Макса это тоже не укрылось. Он посмотрел на нее, и в его глазах ей вдруг почудилось что-то кроме ярости, как будто он спрашивал ее разрешения.

— Нет, — прошептала она, — не сейчас.

Его взгляд посуровел.

— Если не сейчас, то когда? — Он развернул стул к Этану, сел, упершись локтями в колени, и, склонившись к Этану, мягко сказал: — Да, я твой папа.

Джиллиан, затаив дыхание, ждала реакции сына. Этан нахмурился, несколько мгновений смотрел на Макса и наконец улыбнулся:

— Пошли иглать.

Макс вопросительно посмотрел на Джиллиан. Если он ожидал, что Этана ошарашит новость, он ошибся. Она встала.

— Пойдем, милый, я поставлю тебе твой любимый фильм. — Обычно Джиллиан не поощряла просмотр телевизора, но сегодня был особенный день. — Тот, про поезда.

— Ага.

Этан затопал из кухни.

Вернувшись, Джиллиан застала Макса все в той же позе.

— Обязательно было говорить ему?

Он резко выпрямился:

— Я не собирался ждать, пока скажешь ты. Он имеет право узнать до того, как ему исполнится восемнадцать.

— Он никогда не спрашивал об этом.

— Что ж, теперь вот спросил и узнал ответ. Может хотя бы не звать меня Плестон. — Секундная улыбка мелькнула в уголках его губ. — И я тоже имел право узнать до того, как он придет ко мне и спросит, почему вырос без отца.

— Ты не хотел детей.

— Я и присяжным быть не хотел в прошлом году, но побыл им и, по-моему, неплохо справился.

— Этан заслуживает отца получше, чем тот, кто с ним из чувства долга.

— Это лучше, чем никакого отца.

— Я так не думаю.

Ее собственный отец очень неохотно участвовал в жизни семьи, и Джиллиан потребовалось много времени и сил, чтобы убедить себя, что это не ее вина, и все равно это наложило на нее свой отпечаток.

— Да, но полная семья важна — и мать, и отец.

— Только если они вместе по обоюдному желанию, если отец не отвергает ребенка.

Он так долго смотрел на нее тяжелым взглядом, что молчание стало осязаемым, потом заговорил:

— Ты отняла у меня право знать. Ты отняла у меня два года и десять месяцев жизни моего ребенка.

Джиллиан промолчала. Она приняла единственно верное тогда решение. Она знала, что Макс не хотел постоянства, семьи и ребенка. Годы без него были одинокими и иногда тоскливыми, но одновременно самыми лучшими в ее жизни. Она видела, как растет ее сын, и она не захотела делиться этим счастьем с Максом, карьеристом, трудоголиком, у которого не нашлось бы времени на ребенка, который сказал, что никогда не захочет детей.

Который полчаса сидел на полу и играл в паровозики.

Джиллиан хотелось плакать.

— Если бы ты позвонил хоть раз, хоть раз…

Он покачал головой:

— Не смей винить меня.

— Я не виню, просто…

Макс встал, снова подошел к окну:

— Это все меняет. Собирайся.

— В каком смысле?

— В смысле собирайся. Мой сын не будет расти без отца, без семьи. Я об этом позабочусь.

Джиллиан вцепилась в край стола:

— Я не понимаю тебя.

— Мы женимся, — тихо сказал Макс.

Джиллиан определенно не так его поняла. Она никогда не умела читать по его лицу, но его голос звучал совершенно серьезно, и это пугало ее.

— Возможно, я кое-что тебе должна, — сказала она, удивляясь своему спокойствию, отпуская край стола и складывая на коленях руки, которые, впрочем, тут же сжались в кулаки.