Елена Рождественская - Мелодия счастья

— Чего открыла, дурья башка? А то я помоев не видывал! Тащите скорей отсюда!

Женщины мигом выскочили на двор.

— Налево! — услышала Лиза. — Теперь вперед и за угол!

За углом в ночной мгле светился небольшой костерок — Ванька грелся, дожидаясь выноса мусора. Тут же стояла коренастая лошаденка, уже впряженная в большие, грубо сколоченные сани. Увидев женщин, Ванька подскочил к ним, выхватил у Лизы ведро.

— Скорей, скорей! — заторопил он. — Ты, Варварушка, в дом вертайся. А ты, девушка, зарывайся в мусор поглубже — с головой. Да постой-ка — я тебя помоями полью! — И Ванька плеснул изрядную порцию помоев прямо на тулупчик Лизы.

Девушка охнула от отвращения:

— Зачем это?

— Мимо собак у ворот усадьбы поедем. Не дай Бог, учуют! Давай лезь на воз скорее!

— Погодь! — вдруг крикнула Варвара и, ничуть не брезгуя, обняла Лизу. Перекрестила три раза. — Храни тебя Богородица наша и Николай Угодник!

И, резко развернувшись, Варвара побежала в темноту. Ванька цыкнул на Лизу:

— Давай же! — И, подхватив девушку за талию, подсадил на воз, наказывая: — В мусор заройся глубже и, что бы ни вышло, молчи!

Сам вскочил на место возницы, гикнул, дернул вожжи. Дровни качнулись и тронулись. На Лизу повалились целые груды мусора — и зарываться не понадобилось. К горлу подступила тошнота — а ну как вырвет? И вдруг стало смешно. Ну вырвет, и что? Помои — к помоям…

У ворот усадьбы показались огни факелов. Оказывается, Голобородко держал кучу охранников-стражников. За жизнь свою подлую опасался или боялся, что пленницы его гарема сбегут?..

Вокруг воза хрипло залаяли собаки. Лиза зашептала про себя молитву и прижала руку к брошке под тулупчиком. Но собаки лаяли не остервенело, а так — для порядка. Значит, ничего неположенного не чуяли. Слава тебе Господи! Помоги, брошь дареная!

— Ванька, ты? — раздался огрубевший на морозе злой бас.

— Я! Кто ж еще! — гаркнул Ванька. — А ты что, барскую раскрасавицу ожидаешь?

— Типун тебе на язык, придурок! — раздался скрип открываемых ворот. — Проезжай! Да не насори тут мусором. Барин за то не пожалует!

— Знамо! — опять гаркнул Ванька.

Ворота закрылись. Возница облегченно гикнул и стеганул лошадку. Та понесла. Неужели свобода?!

Ванька остановил лошаденку на городской окраине и постучал по краю саней:

— Вылазь, приехали! Дальше сама иди. Мне обратно торопиться надо. Да не забудь, что Варварушке обещала. Расскажи государыне про дела нашего дьявола!

Лиза с трудом выбралась из саней — грязная, липкая, облитая помоями и приправленная самым вонючим мусором. Тулупчик пах так, что голова кружилась. Но надо было идти. Только куда?

Обессиленная Лиза прислонилась к какому-то забору. Теперь все зависит от ее смекалки. Голобородко уже, наверное, проведал, что его новоявленная невеста сбежала. Конечно, снарядил погоню. Уже через час, а то и меньше, кто-нибудь прискачет в город. Лизу станут искать. Где? Ясно, сначала у нее дома. Потом в театре. У подружек. Значит, туда ей нельзя.

А куда можно? К кому еще она осмелится пойти? К маэстро Меризи? Там швейцары, дворники, дворцовые слуги. Кто-нибудь да проговориться. И ее найдут.

Во дворец к графу Шувалову? Но его нет в Петербурге — кто же ее впустит?!

Самое верное — ехать в Гатчину к матушке императрице. Но как? У Лизы нет денег нанять извозчика… Да и не пропустят ее в таком виде во дворец. А на новую одежду денег тоже нет…

Господи, что же делать? Лиза инстинктивно прижала ладонь к тому месту, где под платьем висела брошь на цепочке: матушка, помоги! — мысленно взмолилась она. И ответ пришел сам собой.

Лиза оглянулась. Да это знак свыше. Недалеко отсюда Смольный монастырь, где на отшибе стоит «докторский флигель», специально построенный пару десятилетий назад для немецкого доктора — шумного герра Шульца. Ведь он не только лечит больных в театральной школе, но и заведует лазаретом для воспитанниц Смольного института. Однажды милейший доктор пригласил к себе «на чай» Лизу и Дуню Волкову. Так что Лиза отлично помнит, где живет Шульц. Он — врач, привык и не к таким поворотам судьбы, — он примет Лизу и спрячет ее до тех пор, пока государыня Екатерина не вернется в Петербург из Гатчины.

Добрейший Шульц и впрямь принял Лизу. Он жил без семьи, со старой кухаркой, много лет назад, приехавшей с ним из Германии. От рассказа Лизы доктор пришел в гнев, по своему обыкновению, покричал, поругался, повозмущался, потом велел кухарке вымыть Лизу и сжечь изгвазданную в помоях одежду. Девушку завернули в кухаркин халат, напоили липовым чаем и уложили спать.