Элла Лерлэнд - Твое обручальное кольцо

Сверкнула улыбка. В ней был вызов, на который, она знала, Рон не ждал ответа.

— Разве непонятно? Тот из нас, кто физически неполноценен, может заняться политической карьерой.

— Фу, как грубо, Рон. Лучше, если члены вашего научного общества не услышат это.

В юридических кругах города всем было хорошо известно, что Рон потерял руку на гонках. Джейн рассказывали, что у его машины лопнула покрышка, и он предпочел врезаться в стену, лишь бы не столкнуться с двумя машинами соперников.

Когда взгляд Джейн останавливался на пустом рукаве, ей всегда хотелось спросить, не жалеет ли он о своем благородном поступке. Но всякий раз, когда она пыталась заговорить о чем-нибудь менее отвлеченном, чем погода или спорт, он охлаждал ее пыл таким взглядом, который Джейн ни за что не хотела бы увидеть снова.

— Чем могу быть полезна вам сегодня, адвокат? — спросила Джейн, отгоняя эти мысли.

— Ты помнишь себя четырнадцатилетней, Сандерс?

Она нахмурилась, удивленная не столько банальностью вопроса, сколько небрежным тоном Рональда. Сдержанный и целеустремленный, он никогда не тратил время на пустую болтовню.

— Не очень, — в тон ему ответила Джейн, продолжая наводить порядок на столе.

— Лично я тогда впервые победил на юношеском чемпионате. Обошел своего старшего брата Джеймса. Он был просто измочален, и я решил побеждать его три года подряд.

Джейн попыталась представить себе Рона четырнадцатилетним подростком в расцвете физической красоты, полным неистовой жажды жизни.

— Мне не хочется торопить тебя, Бартон, но меня ждет пациент… Да и шесть минут уже прошли.

Рон посмотрел на часы. Он привык сам определять время и форму общения с людьми, а не наоборот. Джейн, в известном смысле, оказалась для него крепким орешком.

— Позволь мне рассказать одну историю, Сандерс. Это история молодой девушки по имени Мария Гонсалес, дочери сельскохозяйственного рабочего-эмигранта. Четырнадцатилетней девочкой отец продал ее своему хозяину, фермеру из долины Джеку Джекобсу, всего за две тысячи долларов и подержаный пикап.

— Продал? — скептически переспросила Джейн.

Движением руки он отверг ее сомнения.

— Он подписал бумаги, давшие разрешение на брак несовершеннолетней дочери с Джекобсом, за что тот вознаградил Хосе Гонсалеса некой суммой и машиной.

— О, Господи!

Джейн стала слушать внимательно, ее лоб под спутанной медного цвета челкой прорезала морщинка.

— Мария не винила отца. Она сказала мне, что была старшей дочерью, а все восемь детей — ее братья и сестры — вечно были голодны. Кроме того, она устала собирать салат-латук и мечтала хотя бы чуть-чуть пожить в доме с ванной.

Рон перевел глаза на кукольную семью, уютно расположившуюся на маленьком столике. Джейн устроила у себя в кабинете детский уголок, необходимый для игровой терапии. Приятная мизансцена, решил он. Все четко продумано, даже обои со зверюшками на стенах и букетик анютиных глазок в старом заварочном чайнике.

— Однако, — продолжал Рон, осторожно подбирая слова, — Мария не подозревала, что Джек любит покладистых женщин, а старина Джек не знал, что его девственница-невеста — девушка с характером. Когда она взбунтовалась в первый раз, он сломал ей нос. Мария пожаловалась отцу, но Хосе лишь пожал плечами в ответ и сказал, что большинство англичан воспитывают своих жен именно так.

Джейн глубоко вздохнула.

— Она оставалась с этим Джеком, потому что ей некуда было идти?

— В общем, да. После появления на свет третьего сына врач предупредил, что еще одни роды попросту убьют ее. Но Джек, узнав об этом, лишь засмеялся и ответил, что такой исход не станет для него большой трагедией. Что есть у одной женщины, то есть и у другой, а в темноте все они одинаковы.

— Таких надо расстреливать! — воскликнула Джейн.

— Вот и Мария была того же мнения. Она зарядила дробовик мужа и стала поджидать его в амбаре.

Рука Джейн, поднявшаяся к горлу, на мгновение задержала на себе взгляд Рона.

— Она убила его?

— Убила бы, если бы он не был здоров, как бык. Ублюдок всего-навсего пролежал месяц в больнице.

Рон как всегда старался казаться невозмутимым, но Джейн кожей чувствовала, как он разгневан.

Он был одним из самых загруженных работой адвокатов по уголовным делам в Сакраменто. Не потому, что гнался за деньгами, а потому, что никому не мог отказать в защите.

Нежная душа в шкуре большого злого волка — вечно подшучивал над другом детства Алан Чейн. Соперники Рона из окружной прокуратуры отзывались о нем, как о бессердечном сукином сыне, но втайне уважали за мужество и неподкупность.