Лилиан Тревис: Единожды отвергнув

Фелипе прищурился, его лицо словно окаменело.

— Отговорки вам не помогут. Ваш отец прекрасно понимал, что делает.

— Если уж говорить начистоту, то и ваш отец прекрасно это понимал. Знаете, как много надежд мой отец возлагал на дона Рабаля…

— Если вы надеетесь смягчить меня, то напрасно. Я никогда не питал нежных чувств к своему отцу.

— Даже сейчас, после его кончины?

— Особенно сейчас. Смерть не является оправданием некомпетентности.

— У вас, должно быть, сосулька вместо сердца.

— Не стоит преувеличивать. — Фелипе с ироничной усмешкой сунул руки в карманы дорогой замшевой куртки. — Я не настолько холоден, чтобы остаться равнодушным к очаровательной молодой женщине, которая стоит на пороге банкротства и выселения из дома. Вы мне нравитесь, и я вполне понимаю, почему ваш отец отправил вас на встречу со мной.

Улыбка Рабаля напомнила Джессике хищный оскал. Фелипе был похож на ягуара, наметившего очередную жертву. При этой мысли сердце Джессики забилось быстрее.

— И почему же, по-вашему?

— Вы должны умаслить меня, уговорить на отсрочку, а если повезет, и на пересмотр контракта.

Джессика вновь ощутила прилив крови к лицу.

— Если бы отец действительно хотел умаслить вас, как вы выражаетесь, он послал бы Лину. Образно говоря, она в нашей семье мед, а я уксус.

Фелипе рассмеялся. Напряжение ушло из его фигуры, осанка стала свободнее, в ней даже появилась некоторая леность. Тонкие морщинки, лучами разошедшиеся от краев глаз, сделали лицо добрее.

— Выходит, вы не собирались просить меня о снисхождении?

Полы его куртки разошлись, и стала видна рубашка, льнущая к выпуклостям мышц на груди. Фелипе был великолепен. Но Джессика придерживалась мнения, что нет ничего отвратительнее мужчины, сознающего свою привлекательность.

Она окинула критическим взглядом темные, спускавшиеся на воротник и позолоченные солнцем волосы Рабаля. Только посмотрите на него. Какая самоуверенность! Стоит здесь, смеется, предвкушая возврат денег…

Гнев наполнил ее душу. Гнев и негодование. Фелипе Рабаль, человек, который стольким владеет, вознамерился ободрать их до нитки!

— Я не считаю это снисхождением, но моей семье действительно требуется время. На нашем счете в данный момент нет пятисот тысяч долларов. Так что, хотите вы этого или нет, вам придется подождать.

Лицо Рабаля вмиг стало жестким.

— Нет уж. Я хорошо усвоил урок: вы несерьезно относитесь к выплате долгов. Вам нравится играть.

— Неправда! — не удержавшись, воскликнула Джессика. Слова слетели с ее уст прежде, чем она успела закрыть рот. В ту же секунду ее щеки окрасились румянцем. — Все совсем не так.

Фелипе пристальнее взглянул на нее, на пунцовое лицо и полные розовые губы. Когда он заговорил, его голос окрасился бархатными, почти ласкающими интонациями.

— А как, мисс Бейн? Объясните мне.

Рабаль спрашивал об одном, но его глаза — совсем о другом, не относящемся к предмету беседы. Он незаметно смещал фокус разговора, переводя его с бизнеса на саму Джессику. По ее телу прошла горячая волна — будоражащая смесь адреналина и нервного напряжения. Она никогда не была знакома с людьми, подобными Фелипе Рабалю, и потому не знала, как с ними обращаться.

Джессика прерывисто вздохнула, впившись ногтями в ладони.

— Я могу выписать новый чек, который будет обеспечен денежными поступлениями на мой счет за прошлый и текущий месяцы. Не волнуйтесь, чек обязательно будет оплачен. Прошлой оплошности не повторится, даю вам слово.

Дон Рабаль пожал плечами.

— Простите, но этого я принять не могу.

Джессика почувствовала себя так, будто ее ударили в солнечное сплетение, но постаралась не показать, насколько ей больно. Этот чужак понятия не имеет, как тяжко она трудилась весь минувший год и чем жертвует, отдавая те немногие крохи, которые удалось заработать за последнее время.

Негодяй!

Глаза Джессики гневно сверкали, однако их пощипывало от подступающих слез. Ясно, что она имеет дело с мерзавцем, настолько богатым и преуспевающим, что ему невдомек, как можно считать каждый цент, едва сводя концы с концами, отказывать себе в самом необходимом, только чтобы сэкономить несколько жалких долларов.

Почему она так живет?

Из-за конного завода, семейного предприятия, находящегося на грани банкротства. Этим бизнесом занимались четыре поколения Бейнов.

Стоило Джессике подумать об этом, как ее охватила сильнейшая тоска. Потому что она любит конезавод. В нем сосредоточивается вся ее жизнь. Сердцу Джессики милы и лошади, и земля, и конюшни. Все вместе означает дом, и, пускай дон Рабаль пеняет на себя, если ему кажется, что он может отнять это у нее.