Аманда Мэдисон - Ты самый лучший

Гвендолин содрогалась и задыхалась, упиваясь исключительной утонченностью ощущений. Она чувствовала, как каждый нерв, каждая клеточка ее тела проснулись и запели, с нетерпением ожидая продолжения.

Неожиданно Нараян Бахадур поднялся и быстро сбросил с себя одежду, потом притянул Гвендолин в объятия, позволив их обнаженным телам соприкоснуться, но лишь на миг, словно бы случайно.

Гвендолин задохнулась и вскрикнула, отвечая на этот контакт, ощущая те мельчайшие подробности, которые могли бы остаться незамеченными при свете. Она чувствовала гладкую твердую равнину его груди, настойчивость, с которой его бедра прижимались к ее коже, шелковистость волос в месте соединения его ног. Он был таким твердым, таким сильным, и ей так нравилось, как точно подходят друг к другу их тела — выпуклость к выемке, выемка к выпуклости, словно две половины целого. И еще ей нравилось, как властно и собственнически обнимают ее его руки.

Когда Нараян Бахадур подхватил ее и повернулся к кровати, Гвендолин прижалась лицом к ямочке на шее и глубоко вдохнула уже хорошо знакомый, но такой упоительный пряный аромат его одеколона, задержавшийся на коже до самой ночи. Его напряженные бицепсы касались ее груди, ладонь поддерживала ягодицы, все сильнее и сильнее возбуждая ответное желание, невыносимое, острейшее вожделение.

Он опустил драгоценную ношу на самую середину огромной кровати, но Гвендолин не пожелала лежать пассивно. Она обвила руками его плечи, притянула Нараяна Бахадура на себя, почувствовала, как твердая плоть толкнулась в ее бедро, и предложила ему теплые приоткрытые губы для поцелуя. Никогда еще она не испытывала такой откровенной бесстыдной похоти.

В темноте обострились все остальные чувства. Она ощущала слабый запах дыма, исходящий от его волос, едва уловимый аромат жасминового чая в его дыхании, шелковистость гладкой кожи и твердость мускулов.

Ему даже не надо было о чем-то просить ее. Как только его тело коснулось ее, Гвендолин развела ноги, желая быть с ним, понимая, что это самое естественное желание за всю ее жизнь.

Он входил в нее постепенно, давая ей время приспособиться к его размерам. Гвендолин не понимала раньше, насколько богато он одарен природой. И она выгнулась навстречу, обхватила широкие плечи и задохнулась — от наслаждения, от восхищения, от упоения. Он неторопливо поцеловал ее, дразня языком припухшие губы. А когда она расслабилась, обхватил за ягодицы и приподнял ее бедра, помогая ей принять его.

Он двигался медленно, скользящими движениями, погружался в нее сильными, но размеренными ударами, постоянно контролируя себя. О, как же она обожала его, восхищалась его томной грацией, теплом кожи, изумительным ощущением под пальцами, сжимавшими его упругие бедра!

Гвендолин была благодарна ему за то, что он не спешит, не стремится к конвульсивному финалу, что он тоже, похоже, упивается их единением. Каждый его толчок заставлял ее желать следующего. Она выгибала бедра, приподнималась ему навстречу. Напряжение росло и росло.

— Медленнее, — прошептала Гвендолин, сжимая пальцами его мощные плечи. — Не спеши. Я не хочу, чтобы это…

И замолчала, закрыла глаза, пытаясь остановить первую дрожь, еще не желая оргазма, не желая, чтобы эта восхитительная, головокружительная, сногсшибательная ночь любви пришла к концу. Но самые интимные ее мышцы были слишком напряжены, нервы слишком натянуты, а его глубокие требовательные удары подталкивали ее все ближе и ближе к краю, откуда уже не будет возврата…

Гвендолин целовала своего принца почти с отчаянием. Ей безумно хотелось сказать ему, как хорошо, как удивительно гармонично ощущает себя с ним. Но не получалось. Слова были невозможны. Он погружался, уходил в нее все глубже и глубже, сильнее, быстрее, еще быстрее, овладевая ею с такой собственнической властностью, что она не выдержала и закричала, закричала в муке и наслаждении, беря и отдаваясь.

Он кончил одновременно с ней, и Гвендолин ощутила, как содрогнулось мощное тело, как сжались его челюсти, сдерживая рвущийся крик страсти. На глазах ее выступили слезы восторга и наслаждения, и она прижалась к нему еще теснее, обвила руками и слушала, слушала, слушала неистовое биение его сердца. Его тело продолжало пульсировать внутри нее, рассылая волны упоения и экстаза. Такой простой и примитивный любовный акт, думала Гвендолин, целуя его грудь, и все же самый потрясающий, самый насыщающий за всю ее жизнь…