Барбара Картленд - Люби меня вечно

Ребенка должны были оставить у ворот монастыря как подкидыша. В таких случаях младенца обычно передавали в какой-нибудь монастырь попроще. Но моей девочке предстояло остаться в де ла Круа.

Воспитанная в католической вере, я отвергала самоубийство. Мне оставалось лишь подчиниться. В Италии мы прожили еще почти месяц. Я нянчила дочку, и каждая минута, каждый час, проведенные с ней, казались столь же драгоценными, как время, проведенное с ее отцом. Мне даже не хотелось спать, чтобы не потерять ни крупицы этого счастливого времени.

Я провела со своей девочкой двадцать восемь дней — и это все, что осталось мне в жизни. А потом пришло время возвращаться во Францию. Так мы прибыли к монастырю де ла Круа.

В последний раз я поцеловала свою малышку. Тайком от матери я заранее написала маленькую записочку и спрятала ее в одеяльце. Потом я положила ребенка у ворот монастыря, дернула веревку большого колокола, оповещавшего монахинь о приходе посетителей, и уехала прочь.

В этот момент словно что-то умерло во мне. Я больше уже ничего не чувствовала. Не любила, не могла ненавидеть, не испытывала ни счастья, ни горя. Я просто жила в почти нереальном собственном мире, где прошлое казалось более живым, чем настоящее, а будущего не было вовсе.

Через месяц я вышла замуж за Шарля де Фремона. Он действительно любил меня, а я не могла понять, как он не видит, что я не живой человек. Возможно, ему и нужна была послушная, все принимающая жена, поскольку я ни разу не слышала от него жалоб. Родители радовались моей свадьбе, а о том, что ей предшествовало, словно забыли.

Проходили годы, я порой начинала думать, что сама сочинила то короткое счастье, которое выпало мне в жизни.

И вдруг, меньше двух недель назад меня навестил кардинал. Он нередкий гость в нашем доме, поскольку с мужем они обсуждают государственные дела, но на сей раз он спросил меня. Именно тогда он обвинил меня в том, что я прячу собственную дочь!

— Как я могу прятать ее, если она в монастыре? — спросила я.

— Дело в том, — ответил кардинал, — что девочка убежала, и мы никак не можем ее найти.

— Я ее не видела, — сказала я, — но молю Бога, чтобы он вернул ее мне. Вы же знаете, как я тоскую!

Он крайне взволновался и, взяв с меня клятву, что я не выдам себя неосторожным словом, ушел.

Во время того обеда, на котором вы оба присутствовали, он терзал меня, вынуждая делать вид, что я впервые слышу о побеге молодой послушницы. И все же я заметила, что реакция вашей светлости на его рассказ почему-то особенно занимает его.

Когда он сказал, что ваша карета останавливалась в ту самую ночь возле монастыря, я почувствовала, что он подозревает вас в похищении послушницы. Я ощущала настоятельную потребность поговорить с вами, но благоразумие, навязанное мне с детства, взяло верх.

А вчера вечером, когда пропала ваша воспитанница и кардинал сказал мне, что подозревает заговор с целью похищения молодых девушек, я уже забыла об осторожности. Неожиданно в моей душе проснулось мужество, которое я давно уже считала похороненным, как все остальные чувства. И вот... я нашла здесь... то, что искала.

Голос графини сорвался, но в глазах ее не было слез. Лицо казалось нежным и мягким, только дрожащие губы выдавали глубину сердечного волнения. Прошла секунда, а потом Эме порывисто протянула руки к графине.

— Мама! — воскликнула она. — Я никогда не надеялась, что смогу произнести это слово!

Слезы потекли по щекам графини и она — наконец-то — прижала к груди свою девочку. Герцог медленно поднялся и отошел к окну.

— Как я мечтала об этой минуте! — наконец смогла выговорить графиня. — Мечтала обнять тебя! По ночам мне так хотелось полететь к тебе, чтобы рассказать о своей любви, защитить от всякого зла!

— Мне кажется, иногда я чувствовала ваше незримое присутствие. Мне было очень хорошо в монастыре, но в моей комнате царил особенный покой и мир. Я думала, это ангелы прилетают, чтобы охранять меня, но на самом деле это были вы.

— Надеюсь, малышка, что и ангелы не оставляли тебя! Как ты похожа на отца! Подумать только! Позавчера ты была в моем доме, я держала тебя за руку — и не узнала!

— Это к лучшему, иначе кардинал мог бы что-то заподозрить, — сказала Эме.

Слова дочери, казалось, напомнили графине о тех опасностях, которые подстерегали их обеих. Она горестно закрыла лицо руками:

— Я должна идти. Никто не должен знать, что я приезжала сюда.

— Но почему же? — искренне изумилась Эме. — Я так хочу снова увидеть вас!