Все это убедительно звучало на Даунинг-стрит, но сейчас герцог понятия не имел, как добыть нужную Питту информацию. О политике Франции Мелинкорт имел весьма смутное представление.
И все-таки Мелинкорт был полон решимости добиться успеха, потому что вдруг почувствовал, что способен еще на что-то важное для страны, частичкой которой ощущал себя и которую очень любил.
Захромавшую лошадь заменили, и герцог направился к карете, мимоходом заметив неподалеку какую-то высокую стену, которая мрачно темнела на фоне ночного неба, освещенная луной. Над нею поднимались островерхие крыши. Похоже, это был еще один монастырь.
— До Шантийи осталось всего пять миль. Там мы заночуем, ваша светлость, и попытаемся найти кузнеца: подкова разболталась, — сказал форейтор.
Герцог кивнул и поднялся в карету.
Дверцу закрыли, карета тронулась. Мелинкорт откинулся на атласные подушки. Путешествие утомило его. Он предпочитал ездить верхом, но в Париж требовалось прибыть в соответствии с его положением посланца дружественной страны.
Мелинкорт отправил вперед своего кузена Гуго Уолтема, чтобы подыскать и подготовить особняк, где они остановятся. А уж Гуго позаботится о том, чтобы весь Париж знал о выдающемся человеке, который намерен нанести визит столице Франции.
Герцог зевнул. Слава Богу, завтра к вечеру они будут в Париже. И вдруг он ощутил, что не один в карете. Невольно напрягшись каждым мускулом, герцог нащупал в кармане пистолет. Свеча в серебряном плафоне отбрасывала тень на атласные подушки сиденья. На полу лежали пледы, и ему показалось, что под ними кто-то пошевелился. Герцог направил на пледы пистолет и схватил неизвестного.
— Кто вы? Что вы здесь делаете? — И застыл от неожиданности: огромные испуганные глаза смотрели на него с бледного личика, обрамленного блестящими волосами цвета темной меди.
— Кто вы? — немного мягче повторил вопрос герцог.
— Простите, месье! Простите. Я надеялась, что вы не заметите меня. Я только хотела доехать с вами до Шантийи.
— Как вы узнали, куда я направляюсь?
— Я слышала, как ваши слуги говорили об этом. Пока они возились с захромавшей лошадью, я проскользнула в карету.
Нежданная гостья говорила мягко, негромко и абсолютно правильно. Герцог отпустил ее плечо и с улыбкой указал ей место рядом с собой.
Девушка грациозно опустилась на сиденье.
Она оказалась очень юной и красивой. Правильные тонкие черты лица и длинные изящные пальцы говорили об аристократическом происхождении, а манеры — о прекрасном воспитании.
— Буду польщен, если смогу чем-нибудь вам помочь, мадемуазель, — учтиво произнес герцог. — Если вам нужно попасть в Шантийи, моя карета к вашим услугам.
Щеки девушки вспыхнули, а на губах промелькнула улыбка.
— Мерси, месье, вы очень добры. Но вы, вероятно, полагаете, что я немного... немного... нарушаю условности.
— Не мое дело судить, почему вы избрали такой способ путешествия, хотя, признаюсь, я заинтригован.
— Пожалуй, я должна объяснить, — тихо произнесла незнакомка. — Я сбежала из монастыря.
— Вы полагаете, вас будут преследовать?
— Думаю, да, — спокойно ответила девушка.
— Вероятно, нам следует представиться друг другу, мадемуазель. Я герцог Мелинкорт, к вашим услугам.
— Очень приятно, месье. А я Эме.
— Красивое имя, — отозвался герцог. — Это все, что вы намерены мне сообщить?
— Это все, что мне известно. Я знаю только имя. Меня оставили на ступеньках монастыря, когда я была совсем крошкой. Моя мать приколола к рубашечке записку: «Мою дочь крестили именем Эме. Отдавая ее Господу, я отдаю всю свою любовь и последнюю надежду небесному властителю».
Девушка всхлипнула, чем очень тронула герцога.
— Вы провели всю свою жизнь в монастыре? — спросил он, помолчав.
— Да. Я прожила там всю свою жизнь.
— Вы были там несчастливы?
— Очень счастлива. Но сегодня произошло кое-что, что и заставило меня сбежать.
— Я бы хотел узнать, конечно, что вынудило вас принять столь отчаянное решение, но если вы не хотите говорить об этом — не надо.
— О месье, мне так легко разговаривать с вами. Даже не знаю почему. Ведь я никогда прежде не бывала наедине с мужчиной. В монастыре мы видели только священников и отцов послушниц, которые заезжали навестить своих дочерей.
— Так в монастыре есть и другие молодые девушки?
— О да. Сейчас там еще шесть девушек моего возраста. А монахини — очень добрые и милые. Я их очень люблю. Но сегодня я очень-очень рассердилась. Наверное, это большой грех — так гневаться, но я и сейчас считаю, что права. Уверена, вы согласитесь со мной. Ведь вы англичанин.
Читать дальше