Александръ Дунаенко - Ушла и не вернулась…

Инна Сергеевна открывает дверь. Я сразу вижу её улыбку. Главное, из-за чего человек может понравиться сразу — это от улыбки. Вот Инна Сергеевна мне когда-то так сразу и понравилась.

У меня хобби — я смеяться люблю. Инна Сергеевна тоже. Значит, у нас много общего. Кстати, о весёлом: какие сегодня на Инне Сергееве плавочки?.. Красный тесноватый топик, короткая джинсовая юбка, колготок нет, всё по-домашнему. Черные бровки, конечно, подведены, реснички распушены где-то в пятикратном размере от первоначального состояния. Подрумянены ли щёки? Или это румянец естественный? От радости, от волнения, что меня, задыхающегося от счастья, увидела?..

Тут же под ногами начинают путаться Катя и Алёнка. Берите, детки, шоколадки. Интересно, как они про меня потом папе рассказывают? Подозреваю, что существует какая-то особенная женская порука. Не нужно обманываться, будто 5-ти, тем более 7-летняя девочка — это такой несмышлёныш, которому можно запудрить мозги любой складной байкой. Это уже Тайная Планета, это уже Женщина. Планета-Полная-Тайн…

Привет, говорю, Инна Сергеевна. Я тебе принёс Веничку Ерофеева.

Мы проходим на кухню. На столе уже что-то из лёгких закусок. Меня ждали. Мелочь, а приятно. По чуть-чуть коньячку. Инна Сергеевна написала небольшой рассказик, ей хотелось мне его прочитать. Она забыла, что один раз я его уже слушал, а я, улыбаясь, промолчал. И прослушал ещё. И в этот раз её коротенькая вещица понравилась мне ещё больше. И я был рад, что не нужно напрягаться, придумывая слова одобрения. Новые, искренние слова нашлись сами собой, Инна Сергеевна радовалась, как ребёнок.

Я не влюбился в Инну Сергеевну, мне просто нравится на неё смотреть. Она сидит на стуле и ощущает мои глаза на своих голых коленках.

Так в каких же плавочках сегодня этот ребёнок, мать, жена и кандидат наук?

— Слушай, — зачитываю я ей из Ерофеева:

«Окно в Европу было открыто Петром в 1703 г и 214 лет не закрывалось».

Я знаю, что Инне Сергеевне это должно понравиться, как и мне, и произношу фразы так, будто передаю чего-нибудь вкусненькое, чего попробовал сам и теперь хочу, чтобы и она ощутила этот замечательный вкус.

Я читаю ещё:

«А я глядел ей вслед и ронял янтарные слёзы».

«И ещё раз о том, что тяжёлое похмелье обучает гуманности, т. е. неспособности ударить во всех отношениях, и неспособности ответить на удар».

«Ценить в человеке его способность к свинству».

Конечно, как тут не улыбнуться. Инна Сергеевна делает это вслух, по-детски хихикает. У этой малышки весьма эротический смех.

Между нами стол. Я нахожу возможным пересесть поближе, рядом, чтобы невзначай поцеловать оголённое плечико Инны Сергеевны. Это такой пробный поцелуй. Если Инна Сергеевна позволит себе мне это позволить, то потом можно и в шейку.

У нас, у мужиков, всё одно на уме.

Веничка:

«Когда камыш только шумит, гнутся деревья».

«в чём-то соглашаюсь с Вильямом Шекспиром, но кое в чём и нет».

А поцеловать можно и в смеющиеся губки.

«Ведь блядь блядью, а выглядит, как экваториальное созвездие».

«Когда Господь глядит на человека, он вдыхает в него хоть чего-нибудь. А тут он выдохнул».

Неожиданно Инна Сергеевна начинает красиво плакать. Не клеится у неё семейная жизнь. Ну, это и козе понятно.

Надо бы как-то помочь. Сажусь опять напротив, наливаю по коньячку.

— Может, говорю, нам сексом заняться? К тому моменту я уже разглядел: розовые, весьма непрочные. Потянулась Инна Сергеевна за чайничком, утратила бдительность, короткая юбочка ещё сдвинулась кверху. Потом расплакалась — до того ли, чтобы следить за всем — тут вообще жить не хочется.

Ну, не умирать же? — Может, говорю, нам сексом заняться?

Полноватые груди Инны Сергеевны расстегнули топик до перемычки, соединяющей чашечки бюстгальтера.

— Нет, отвечает Инна Сергеевна. Я люблю мужа. И у меня месячные.

— А, если — орально? — я не оставляю своей затеи каким-то образом помочь молоденькой женщине восстановить душевное равновесие.

— Нет, орально мне не нравится, — всхлипывая, шепчет моя милая умница.

Я снова подсаживаюсь, помогаю её грудям: расстёгиваю две последние пуговички, и они чувственно расправляются в тонком розовом белье. Инна Сергеевна испуганно спохватывается: «Дети!..». Детей удаётся уговорить пойти на улицу, погулять. Всегда рвутся, а тут им вдруг захотелось дома посидеть. Но — уговорили. Прогулку профинансировали. «Сникерс» хотим — пожалуйста! Куклу хотим — пожалуйста! Минут сорок у нас в запасе есть.