Айрис Оллби - Свет былой любви

— Должно быть. — Бриджит часто заморгала. — Не только больна, но и брежу. Я готова поклясться, что ты находишься в комнате Ноэль.

Эрик не улыбнулся.

— У тебя температура. И, как я догадываюсь, очень высокая. Тебе нужно лечь.

— Наверное, да, — пробормотала Бриджит и, пошатываясь, направилась к двери. — Очень хорошо. Утром я проснусь и пойму, что все это было апчхи… мистическим сном…

Тут пол закачался, вздыбился и с головокружительной скоростью рванулся ей навстречу.

— Не надо! — Бриджит мотнула головой, сбрасывая холодный компресс, который норовил лечь на ее лоб.

— Лежи тихо и перестань сражаться со мной, черт побери! — Сильная рука взяла ее за подбородок, и проклятая тряпка вновь вернулась на свое место.

— Слишком холодный, — пробормотала она.

— Знаю, что холодный. — Прикосновение стало более нежным. — Но ты горишь. Это единственный способ сбить жар.

С неимоверным усилием Бриджит разлепила глаза.

— Эрик?

— Угу. — Он прикладывал тряпку к ее затылку.

— Я в постели?

— Да.

— У себя в спальне?

— Конечно.

— И ты ухаживаешь за мной?

— Других взрослых в Фаррингтоне нет.

Ее глаза снова закрылись.

— Значит, я на небесах. Как чудесно… Я давно мечтала увидеть такой сон…

— Перестань! — велел он. — Ты не на небесах, а в Фаррингтоне. И смерть тебе не грозит.

Однако Бриджит, находившаяся в полузабытьи, не ощутила резкости его тона. Она прижалась губами к предплечью Эрика, наслаждаясь теплом его кожи.

— Знаешь, как давно я люблю тебя? — пробормотала Бриджит. — Целую вечность. Догадываешься ли, сколько раз мне снилось, что ты пришел? — Она вздохнула. — Десятки. Сотни раз. Но сны никогда не были такими реальными. Ни один сон не может сравниться с тем, что я ощутила в твоих объятиях. — В голове туманилось. — Ты помнишь тот день, Эрик? День, когда мы были вместе? А я помню. В мельчайших подробностях. Мне… никогда… не было… так хорошо.

Женщина, метавшаяся в лихорадке, жалобно смотрела на мужа, который гладил ее горячую щеку.

— Да, Бриджит, — хрипло ответил он. — Помню. И мне тоже никогда не было так хорошо.

Эрик умолк и начал следить за тем, как мерно вздымается и опадает грудь уснувшей жены. Ее признание всколыхнуло в его душе чувства, на которые он не считал себя способным.

Фаррингтон встал и принялся бессмысленно расхаживать по комнате. Надо было взглянуть в лицо жестокой правде. Он мог навеки скрыться от мира, запереться в спальне и никого туда не пускать. Но разве можно было затворить свою душу от этого самоотверженного прекрасного ангела, которым была его жена?

Бриджит… Месяц с лишним он избегал ее, пристально следил за ней, желал ее. Вначале битва была жестокой. Но в тот день, когда они легли в постель, она потеряла смысл.

Ирония судьбы… Он волновался, что именно Бриджит не сможет справиться с последствиями их страсти. Но что произошло? Бриджит приняла его условия и продолжала жить так, словно не было того незабываемого дня, проведенного в его объятиях. В то время как он тосковал по ней днями и ночами. И не только по ее телу. Он тосковал по ее душе, ее смеху и тому пылу, с которым она заступалась за Ноэль.

Ноэль… Эрик в первый раз думал о ней без боли, забыв об обстоятельствах ее рождения. Это само по себе было чудом.

Ноэль сильно изменилась. Не веря своим глазам, он наблюдал за тем, как с помощью Бриджит непослушный, неуправляемый ребенок превращается в милую, веселую маленькую девочку, у которой есть дом, семья и будущее.

Семья, мать… Эрик негромко выругался, поднял голову и сжал зубы, осуждая себя. Если кого-то и следовало винить за прошлое, то только его. Но он поступил так, а не иначе, потому что тогда у него не было выбора. Нужно было избавить Ноэль от того ада, в который превратилась его жизнь.

После того что случилось с Лайзой, он как бы внутренне умер, стал не способен на чувства — особенно по отношению к новорожденному младенцу, которого его сестра не хотела знать.

Не хотела знать? Черт побери, она стремилась забыть Ноэль, словно та была нежеланным подарком, который можно отослать обратно и больше не вспоминать о нем.

Эрик зажмурился и в тысячный раз спросил себя, в чем он ошибся. Что случилось с его драгоценной Лайзой, которую он растил с детства, любил, баловал, холил и лелеял? Кого он воспитал? Эгоистку без стыда и совести, не испытывающую привязанности ни к брату, ни к собственному ребенку?

Но какими бы ни были его ошибки, Ноэль не должна была страдать из-за них. Точнее, из-за него самого. Она заслуживала большего, чем жизнь с отчаявшимся дядей, в душе которого не было ничего, кроме пустоты и ненависти к себе.