Вера Копейко - Любовь в прямом эфире

«Сыграть», — он криво усмехнулся.

— Саша, мне что-то не по себе, — не услышал, а почувствовал он голос Нади.

— Брось, все обойдется, — заверил он, направляя машину в поворот.

Надя сказала это и пожалела, заметив усмешку на Сашином лице. Его слова «все обойдется», прозвучали для нее немного странно.

Обойдется? Но когда так говорят, это значит есть что-то такое, чего стоит опасаться?

Надя поерзала в кресле, пытаясь догадаться, что может быть не так. Саша с Игорем показали ей пленку, она ответила на их вопросы о том, что услышала для себя в словах песни, которую они пели в электричке. И добавила, что не только слова, но и искренность исполнителей уверила ее: да, потеряно не все, хотя казалось, надеяться больше не на что. У нее нет мужа, нет работы, нет своего дома. Но все это может появиться снова, потому что потери навсегда не бывает, это чистая выдумка.

— Нельзя потерять навсегда что-то, пока ты сама жива, — вот что я услышала в вашей песне, — объясняла Надя, глядя в камеру.

— Отлично, Надя. Ты очень искренна, — хвалил Игорь.

— Это тронет зрителей, — поддерживал его Саша. — Знаешь, хорошо бы вот о чем поговорить… — Он внимательно посмотрел на Надю.

— О чем же? — спросила она, уже предчувствуя, что он сейчас скажет.

— Людям нравится слушать о любви… — медленно произнес Саша.

— Отлично, отец. Я тоже хотел поговорить с Надей об этом, — поддержал Игорь. — Лучше всего зрители покупают любовь.

Надя вздернула подбородок, ее лицо порозовело.

— Он не точно выразился, Надя. Вернее, заговорил на нашем жаргоне, — поспешил на помощь сыну отец. — Игорь имел в виду, что самый высокий рейтинг у программ, где есть что-то про любовь. Понимаешь?

— Конечно, — сказала Надя, вспомнив, как ее тетка бросает все дела и садится перед экраном, когда идет мелодрама. — Это понятно.

— Так вот, если я спрошу тебя, Надя… — Саша улыбнулся. — Спрошу в прямом эфире… — Он умолк на секунду, а потом решительно продолжил: — Может быть, ты скажешь, что сумела найти не только работу, не только жилье, но и любовь? Ты ведь не считаешь, что любовь для тебя потеряна навсегда?

Надя открыла рот, потом закрыла, посмотрела на Сашу, вздохнула и сказала:

— Хорошо. Я скажу.

Она хотела добавить: правду. Она могла бы поведать всю правду, которую узнала. О себе и о нем. О том, с какой радостью ожидала встреч в мансарде, о том, что испытала, когда после того, как она подписала контракт в кафе на Третьяковской, он привез ее к себе на Пятницкую.

А на Пятницкой было вот как.

— Это тот самый баян, да? — Надя потыкала пальцем в жесткий черный чехол и вопросительно посмотрела на Сашу, который все еще лежал на кушетке. Он прикрылся махровой простыней в желто-зеленую полоску и, приподнявшись на локте, наблюдал за Надей.

— Да, тот… тот… — Он откашлялся, потому что горло снова перехватило. Надя наклонилась над баяном, стоявшим в углу, возле буфета, фанерованного вишней, своего ровесника. Она накинула на себя белую Сашину рубашку, доходившую ей почти до колен, но, наклонившись, приоткрыла бедра, и Саша поспешно отвел глаза. — Только не спрашивай, как называется, — предупредил он.

— Почему?

— Потому что название стерлось от времени.

— Ты такой усердный музыкант? Может быть, ты просто не хочешь признаться, что он все-таки был твоим настоящим кормильцем? — Надя повернулась к нему, уперев руки в боки. Незастегнутые полы рубашки разошлись, и круглые полные груди вынырнули из-под тонкой ткани.

Саша повыше натянул на себя простыню и деланно засмеялся. На самом деле ему хотелось не смеяться, а застонать, притиснуть ее к себе. Потом подмять под себя, уткнуться в горячую шею лицом и чувствовать, как на щеке бьется ее жилка…

Что с ним происходит, черт побери? Может быть, Кира права и он на самом деле похож на этого несчастного, точнее, трагического богомола? И впрямь ищет ту, в чьих жарких объятиях окончит свою жизнь? Саша усмехнулся.

Надя уловила эту усмешку и сказала:

— Смеешься, да? Но ты играл так здорово… Пожалуй, только моя подруга Мария играла и пела с похожим упоением. — Она снова повернулась к зачехленному инструменту, но теперь стояла прямо, и Сашино тело слегка успокоилось.

— Девушка-акын? — вспомнил он.

— Да. Она играла на домбре. Я тебе говорила о ней.

— Может, правильней сказать на думбре?

— Ее называют и так, — согласилась Надя. — Это казахский народный инструмент, по форме похожий на грушу. У него всего две струны, но Мария играет так, что кажется, струн втрое больше.