Маргарет Мур - Двенадцатый день Рождества

Покуда она размышляла, Майлс сунул руку в кошель, висевший у него на поясе, и достал большую, богато и витиевато украшенную зелеными и желтыми драгоценными каменьями брошь.

— На второй день Рождества! — торжественно возвестил Майлс, вручая брошь Жизель.

Занятая мыслями о предстоящем разговоре и застигнутая врасплох, девушка оторопело уставилась на подношение, оттянувшее ее руку своей тяжестью. Дорогая, аляповатая вещица показалась ей безобразной: как правило, она отдавала предпочтение украшениям пусть менее ценным, но зато куда более изысканным.

— Спасибо, — растерянно пробормотала Жизель. Интересно, сколько может стоить эта брошь? — подумала она про себя, сожалея о пустой трате денег. Потом подняла глаза на Майлса и заметила, что он чем-то озабочен. Чем? Понравилась ли ей брошь? — Благодарю, — повторила она, взволнованная тем, что ее реакция на подарок настолько ему небезразлична. — Эта брошь… она…

Выражение озабоченности на лице вельможи внезапно уступило место злости. Горящий взгляд пронзил девушку насквозь.

— Почему вы так неблагодарны, миледи? — в ярости воскликнул он. — Неужели вас никто не учил, как следует принимать подарки благовоспитанным девушкам?

Смущенная, пристыженная и огорченная своим промахом, Жизель почувствовала, как к глазам подступили жаркие слезы. Однако девушка нашла в себе силы не расплакаться. Гордо вздернув подбородок, она отчетливо произнесла:

— Я считаю, что вы поступили крайне неразумно, притворив дверь. Неужели вас никто не учил, как следует вести себя благовоспитанным джентльменам?

Темные брови Майлса угрожающе сдвинулись на переносице, лицо потемнело.

— Полагаю, излишне напоминать, что идея поговорить в солярии принадлежит исключительно вам, миледи, — сквозь зубы процедил он. — Я рассчитывал, что вам не понравилось бы, если кто-то из слуг или гостей, проходя мимо, подслушал бы наш разговор. Как видите, я поступил мудро, ибо мы с вами… немного погорячились, о чем тоже не обязательно знать случайным людям. И вот что я собираюсь вам сказать…

— Мне нет нужды выслушивать вас… — начала было Жизель, но осеклась, услыхав звук шагов и приглушенные голоса слуг. Она не желала, чтобы ее застигли в этой комнате наедине с мужчиной — ситуацию истолковали бы неверно, а что-либо объяснять не хотелось. — Так и быть, скажите, что намеревались, и я пойду по своим делам. Так что же?

Однако вместо того, чтобы договорить, Майлс окинул Жизель с ног до головы медленным дерзким взглядом, от которого щеки девушки покрылись румянцем. Затем, насладившись вдоволь ее смущением, он резко повернулся на каблуках, обошел стол и уселся в кресло сэра Уилфрида.

— Могу ли я из вашего затянувшегося молчания сделать вывод, что вам нечего сказать? — выпалила девушка. — Если так, то я…

— Сядьте, Жизель, — бесцеремонно приказал Майлс.

Она задохнулась от возмущения.

— Да вы… да что вы себе позволяете? Неужто думаете…

— Сядьте! — рявкнул он.

Жизель прошла ко второму креслу и уже хотела было сесть, как вдруг вспомнила слова, которые постоянно слышала от леди Катарины: «Истинная леди всегда должна вести себя подобающе, если хочет, чтобы к ней относились с почтением». И Жизель с достоинством произнесла:

— Я выразила вам свою благодарность, сэр. Что еще можно сделать, получив подарок? Кем вы себя вообразили…

Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Никем я себя не воображал, я только желаю знать, почему вы принимаете мои подарки с такой пренебрежительностью, словно совершенно ненужные побрякушки? — спросил он, осуждающе глядя на нее.

Сложив руки на груди, Жизель хранила молчание. Прошлой ночью она положительно выжила из ума, если решила, будто он приятный, вежливый джентльмен. Или же на ее психику повлияла полная луна.

— Чего вы добиваетесь? — продолжал Майлс, нетерпеливо постукивая каблуком сапога о каменные плиты пола. — Почему намеренно раздражаете человека, который так или иначе очень скоро станет вашим супругом? В чем смысл ваших поступков? Когда я впервые увидел вас, миледи, то принял за вполне здравомыслящую, разумную особу, но теперь вижу, что ошибся.

А он ведь сейчас похож на капризного маленького мальчика, чьи надежды на праздник не оправдались, подумала Жизель и опять вспомнила, как леди Катарина расправлялась с подопечными девушками, выказывающими упрямство и неповиновение.

— О Господи! — Жизель театрально вскинула руку ко лбу. — Простите меня. — Она сама поняла, насколько фальшиво прозвучали ее слова, но уже не могла остановиться. — Снова и снова умоляю извинить вашу покорную рабу! Еще никто никогда в истории человечества не дарил даме столь дорогого подарка! Нижайше прошу прощения, что я не пала ниц у ваших ног и не облобызала края вашего плаща! Боже, какая я неблагодарная тварь! — Тон ее становился все более холодным и презрительным. — Ну конечно же, вы не стремились поразить меня самой брошью или ее стоимостью в деньгах. И конечно же, не выбирали подарки намеренно, чтобы показать, какой у вас отличный вкус, не так ли?