Анастасия Эльберг - Лана

Заснул я незаметно для себя. Точнее, я отлично помнил, как задремал, потому что пустые мысли меня утомили, и даже успел увидеть сон. Когда я открыл глаза, за окном до сих пор было темно, а часы на прикроватной тумбочке показывали начало четвертого. Спал я всегда очень чутко — меня могли разбудить крики за окном, посторонние шумы, если бы они тут были, но в такой час, конечно же, тишину ничего не нарушало. Кроме тихих шагов в гостиной, звук которых я уловил, прислушавшись. Двери тут никто не запирал, так как это было лишено всякого смысла.

Интересно, и кто пожаловал ко мне в гости, подумал я, снова закрывая глаза. Иногда пациенты, только что «переехавшие» из основного корпуса клиники, ошибались дверью и случайно заходили в чужую квартиру, так как домики были похожи друг на друга как две капли воды, и номера в темноте разглядеть не представлялось возможным. Но, как оказалось, мой гость пришел ко мне не случайно.

— Ты не спишь? — услышал я голос Ланы. — Знаю, что «мне одиноко» я уже говорила, и сейчас это прозвучит глупо…

Я сел на кровати и посмотрел в направлении двери, пытаясь ее разглядеть.

— Что ты тут делаешь? Надеюсь, ты знаешь, который час? И как ты узнала номер моей комнаты?

— Это секрет. — Она подошла к кровати и остановилась. — Я тебя разбудила? Или ты не спал?

Я протянул руку для того, чтобы включить ночник, но Лана взяла меня за запястье.

— Не надо, — попросила она. — Зачем тебе свет?

— Хочу посмотреть тебе в глаза и спросить, зачем ты даешь обещания, а потом их не выполняешь.

— Извини, — вздохнула Лана. — Я не смогла прийти, у меня появились дела…я пришла попросить прощения.

— Мы в любом случае встретились бы за завтраком. Не обязательно было идти по темноте только для того, чтобы извиниться. Как по мне, это не такое срочное дело.

— Вовсе нет, очень срочное.

С этими словами Лана оставила туфли на ковре и, забравшись на кровать, устроилась рядом со мной.

— Теперь мне не одиноко, — сказала она, и по тому, как звучал ее голос, можно было понять, что она улыбается.

— И как часто ты забираешься в кровать к чужим мужчинам, когда тебе одиноко? — спросил я.

— Но ведь мы не чужие! Я знаю тебя уже давно… не один месяц.

— На твоем месте я бы не говорил так уверенно.

— Тогда позволь мне узнать тебя получше. Это на самом деле не очень красиво — забираться в кровать к незнакомым мужчинам.

Пока я размышлял над ответом, Лана воспользовалась моим замешательством — и уже через секунду сидела у меня на животе. Она осторожно, будто изучая, провела пальцами по моей груди и убрала руку.

— А ведь ты на самом деле меня совсем не знаешь, — сказала она печально.

— Из всех способов познакомиться для этого места ты выбрала самый худший, — предупредил ее я.

— Почему? — спросила она обиженно.

— Потому что… ладно, это не имеет значения. Если принимать во внимание то, что ты хочешь познакомиться со мной , то способ вполне себе ничего. — Я посмотрел на Лану, пытаясь разглядеть в темноте ее глаза. — Надеюсь, тебе хотя бы есть восемнадцать, и мне в случае чего не придется оправдываться перед доктором Лоуренсом и кем бы то ни было еще?

— Мне двадцать три, — честно ответила она.

Немногим лучше, подумал я, но кивнул в знак того, что положение дел меня устраивает. Лана наклонилась ко мне, но, когда между нашими лицами оставалось всего несколько миллиметров, остановилась. У нее были простые, дешевые духи — ничего изысканного, легкий цветочный запах. На ее коже он приобретал теплые, живые нотки, и я подумал о том, что, кажется, уже целую вечность не чувствовал такого… человеческого запаха. Французские духи, которыми пользовалась доктор Блюмфилд (не забывая при этом почти открыто флиртовать со мной даже в присутствии своего коллеги), не вызывали у меня ровным счетом никаких эмоций и только наводили скуку. Духи некоторых пациенток, с которыми я успел подружиться, не менее дорогие и тонкие, тоже не вызывали у меня никаких чувств, а иногда и оставляли неприятный осадок безнадежности в душе.

Лана пахла иначе. В этом было что-то неправильное, слишком живое для этого места, которое, несмотря на все попытки персонала сделать здешнюю жизнь менее тяжелой с психологической точки зрения, выглядело так, как должно было выглядеть: напоминало приют людей, большая часть которых скоро отправится на кладбище. В какой-то момент я подумал: мне не нужно к ней прикасаться, я нарушу какое-то незримое равновесие. Лучше всего будет просто отпустить ее. Может, даже проводить, чтобы она не бродила одна в такое время суток. Но вместо этого я протянул руку и погладил ее по щеке. Лана потерлась о мою ладонь и поцеловала пальцы.