Элизабет Хардвик - Музыка судьбы

— Пока это лишь грубые наброски, — ответил он, сосредоточенно глядя на сидящую напротив женщину, которая выглядела расслабленной и потому более естественной. — Ах да, что касается сада… Да, я сам присматриваю за ним. Кстати, частенько, когда проведешь в мастерской часов пять-шесть, выхода в этот уголок природы ждешь как какого-то избавления, чтобы отрешиться от работы и расслабиться.

— Я вас прекрасно понимаю, — сказала она.

Ей хотелось как-то отблагодарить Алана за то, что тот не рассказал Ламберту о своих тщетных телефонных звонках, но что-то мешало произнести слова признательности…

— Вы хотите мне что-то сказать? — спросил он.

— Не уверена, что из меня получится хорошая натурщица, — проговорила она, неловко пошевелилась и добавила, поморщившись: — Я не умею сидеть неподвижно.

Он кивнул.

— Тогда встаньте и пройдитесь немного по комнате. Я тоже не уверен, что сидячая поза отметает другие варианты, — согласился Алан.

Встав, Джулия сделала несколько неуверенных шагов. В хаосе, царившем в мастерской, все-таки усматривался какой-то внутренний порядок. Вдоль стен были аккуратно расставлены холсты, бумага, на стеллажах — стопками уложены коробки с пастелью и красками, там же возвышались подставки с карандашами и прочими атрибутами живописца. Количество мебели в мастерской было минимально: только стул, предназначавшийся для самого художника, стол, а также уютный старый диван.

— Все готово, — послышался голос миссис Дэвис, вернувшейся с подносом, на котором стояли кофейник, две керамические кружки, вокруг которых расположились сандвичи и куски фруктового пирога.

— Спасибо, — поблагодарила Джулия пожилую женщину.

— Прошу вас, угощайтесь, — пригласил О'Мейл, когда его экономка вышла.

Джулия налила кофе в кружки, после чего взяла один из куриных сандвичей.

— Вы часто пропускаете обед? — спросил Алан, наблюдая за ней.

— Иногда, — пожала плечами Джулия. — Хотя упущенное обычно наверстываю позже. Я вовсе не сторонница всяческих изнуряющих диет, если вы подумали именно об этом, и мне не приходится прибегать к каким-то гастрономическим уловкам, чтобы поддерживать фигуру.

— Что ж, просто замечательно, — участливо кивнул он и немного задумался. — А на какое число назначена свадьба?

Джулия отчаянно заморгала от неожиданной перемены темы.

— Простите?..

— Дело вот в чем. Ламберт дал понять, что ваш портрет станет чем-то вроде свадебного подарка. И мне нужно точно знать к какому сроку закончить работу.

Джулия нахмурилась. Как ни смешно об этом говорить, но ее жених никогда не обсуждал с ней то, как скоро их помолвка закончится свадьбой!

— Думаю, вы неправильно поняли его.

— Разве? — поднял брови Алан. — Исходя из беседы с ним, я решил, что это неминуемо произойдет в ближайшее же время. Правда, у вас значительная разница в возрасте, не так ли?

— Но…

Ее щеки запылали. Какое дело этому человеку до столь интимных подробностей?

— Вы как весна и осень, — насмешливо добавил Алан.

— Едва ли меня можно сравнивать с весной — мне ведь уже двадцать пять, — медленно ответила она и добавила с вызовом: — Лето подошло бы больше. И уж, конечно, в наше время возраст супругов не имеет значения.

— Вы так думаете? — мягко возразил он.

Джулия вновь нахмурилась. Они с Ламбертом были друзьями, и не более!

— Думаю, я пришла сюда для того, чтобы вы сделали эскиз, мистер О'Мейл, а не расспрашивали меня о личной жизни! — раздраженно заметила она.

— У меня есть имя, и вы его знаете, — мягко поправил он.

— Сейчас я предпочитаю обращаться к вам по фамилии!

Алан невозмутимо пожал плечами.

— Как угодно. Не могли бы вы встать у камина? — попросил он и, нахмурившись, опустил глаза на эскизный планшет.

Кипя от злости, Джулия медленно подошла и встала у каминной решетки.

— Отлично, — удовлетворенно произнес Алан. — Одежда, конечно, никуда не годится. — И, перехватив ее возмущенный взгляд, добавил: — То есть, поймите меня правильно, в ней вы выглядите замечательно. Но она не подходит к тому образу, который мне необходимо передать.

— А что это за образ? — нетерпеливо переспросила Джулия.

Он не ответил, сосредоточившись на листе бумаги и сделав несколько быстрых штрихов карандашом.

Джулия осталась на месте, утешая себя тем, что в тот момент, когда мастер углубился в работу, она, как личность, на какое-то время перестала для него существовать. И это ее устраивало. Ведь она оказалась здесь не по доброй воле, и никаких лирических отступлений, тем более касающихся личной жизни, в разговоре с художником допускать не собиралась.