Кэрол Финч - Однажды в лунную полночь

Упершись в доски здоровой рукой, Люсьен притянул Мякаэлу к себе и пристально посмотрел прямо в ее опушенные густыми ресницами глаза, которые всегда оказывали на него гипнотическое воздействие.

— Выслушай меня, Микаэла, выслушай хорошенько, потому что, клянусь, все, что я собираюсь тебе сказать, — чистая правда. Я люблю тебя. Мы вместе прошли через ад и вместе оттуда вернулись. Как ни печально, и сейчас мы в таком положении, что помощь может прийти слишком поздно, но я хочу, чтобы ты знала одно: мое чувство к тебе никогда не умрет.

У Микаэлы перехватило дыхание и на глазах выступили слезы, но она быстро Смахнула их: ей просто необходимо было запомнить каждую черточку дорогого лица, каждую частичку мускулистого тела. Эта память пребудет с ней вечно.

Нежно улыбаясь, Люсьен провел пальцами по бороздкам, оставленным слезами на щеках Микаэлы.

— По-моему, ты отталкивала меня из инстинкта самосохранения, но, поверь, страховочной сетки тебе больше не нужно, ибо для меня ты вовсе не часть сделки. Ты — смысл моего существования.

— Люсьен, это не имеет никакого значения…

— Еще как имеет! Все это время я словно из воздуха старался соткать эти слова: люблю тебя.

Люсьен раздвинул ей колени, и Микаэла почувствовала, как в ней нарастает нестерпимое желание.

— Посмотри мне в глаза, любовь моя, — хрипло проговорил Люсьен, — и скажи, что ты видишь, — разве не тот же самый огонь, что горел в первую ночь, когда мы занялись любовью, огонь, который с тех пор так и не угас? Это огонь моей души, взывающий к твоей вере. Даже если нам осталось прожить всего лишь несколько дней, единственное мое желание состоит в том, чтобы ты поверила: кроме тебя, мне никто не нужен. Вот что такое для меня любовь, Мики. Люби же меня так, будто не было никаких вчера и не будет никаких завтра.

Микаэле показалось, будто внутри ее плотину прорвало. Она обвила руками шею Люсьена, тесно прижалась к нему, срываясь в страсть, как в пропасть. Теперь, когда она поверила, что Люсьен действительно в нее влюблен, ее сердце было готово разорваться от счастья. И даже если им вскоре предстоит превратиться в странников того света, любовь Люсьена будет поддерживать ее, утолять жажду, насыщать голод.

Микаэла с трудом удерживалась от посвящения Люсьена в свою главную тайну, однако по мере того, как тянулись часы и день сменялся ночью, ей становилось все яснее, что это случится уже по ту сторону жизни…

Вэнс Кэвендиш до боли в глазах вглядывался в безбрежную даль моря. Его корабль описывал вокруг накренившегося на один борт судна Люсьена все более широкие круга. Вэнс все еще надеялся на чудо, хотя после шторма прошло уже два дня, а никаких следов пропавших отыскать пока так и не удалось.

— Капитан, на два слова.

Вэнс обернулся и увидел Джереми Ивза, Луи Бичема, Родди Блэнкеншипа и Тимоти Тоггла — вид у всех четверых был довольно угрюмый. О чем пойдет разговор, он понял сразу, Джереми и рта раскрыть не успел.

— Не трудись, друг, — сказал Вэнс, — мне не хуже других известно, что во время шторма мы потеряли несколько бочек с пресной водой. Пища тоже на исходе — народу на борту стало больше. — Он помолчал, внимательно оглядывая моряков. — Давайте подождем до заката: если мы никого до тех пор не отыщем, отправимся домой, обещаю.

— Есть, сэр, — негромко проговорил Джереми. — Я сообщу команде о вашем решении.

Дождавшись, пока матросы отойдут, Вэнс тяжело оперся о поручни и негромко выругался. Господи, до чего же ему не хотелось идти в Чарлстон без Люсьена и Миказлы! Лучше вообще не возвращаться, чем принести Адриану дурные вести!

Уже два дня болтался на волнах самодельный плот. О чем только не переговорили за это время Люсьен и Микаэла, делясь друг с другом самым сокровенным, но заставить себя сказать о ребенке Микаэла так и не решилась из страха, что Люсьен совсем упадет духом.

Когда Люсьен рассказал ей о своей жизни все, Микаэла, в свою очередь, поведала ему печальную повесть о том, как жила с надменным, своенравным человеком, своим отчимом, который предпочел бы, чтобы она вовсе не появлялась на свет. Закончив рассказ, она подумала, что, как только они исчерпают запасы памяти, тут-то жизнь и прекратится. Надежда на спасение таяла с каждым часом.

О Господи, до чего же ей хотелось пить: кажется, она все отдала бы за каплю хоть какой-нибудь жидкости! А голод! Микаэла даже принялась кусать пальцы, чтобы утолить его, и облизывать губы, чтобы хоть как-то справиться с жаждой, но ничего не помогало. В конце концов она дошла до того, что молила Всевышнего о дожде в надежде, что несколько капель с неба попадут ей в рот.