Джейн Фэйзер - Венера

— Конечно! Во всяком случае, с тех пор как она стала леди Кинкейд, — находчиво ответила Полли, пришпоривая Кроху. Лошадь пустилась галопом.

— Ого, и когда это она научилась ездить без седла? — удивился Николас.

— Наверное, после того, как стала леди Кинкейд, — предположил, засмеявшись, Ричард. — В общем, тебе лучше не оставлять ее одну, пока она еще чего-нибудь не придумала. Что же касается остального, то не беспокойся ни о чем: как только все утрясется и тебе, таким образом, можно будет снова вернуться в Лондон, я тут же извещу тебя.

— Ну что ж, буду ждать добрых вестей. Я думаю, что ты, воспользовавшись отсутствием герцога, смог бы оказать на его величество положительное влияние.

— Сделаю все, что в моих силах, обещаю тебе. Однако не очень-то верю в то, что Виллерса так легко выбить из седла, — сказал Ричард и протянул Николасу руку. — У тебя впереди медовый месяц, друг мой, с чем и поздравляю! Ну а я беру на себя Киллигрэ. Думаю, он все поймет.

Николас кивнул, сжимая руку друга, и, пришпорив своего Сулеймана, пустился вдогонку за скрывшейся за поворотом женой.

-Вот теперь я вижу, что действительно вышла замуж, милорд, — прошептала Полли, поглаживая золотисто-каштановые волосы Ника. — И запомните: вы уже никуда не денетесь от меня!

Николас поднял голову и засмеялся:

— За меня ты можешь быть спокойна. Мне же уготована иная судьба: я должен постоянно быть начеку и целыми днями страдать от того, что ты принадлежишь доброй половине Лондона.

— Вы хотите, чтобы я оставила театр, любовь моя? — спросила Полли.

Николас покачал головой:

— Нет. Я уж как-нибудь смирю свою гордыню. Ведь я знаю, что у меня самая верная жена на свете — если, конечно, закрыть глаза на то, что ты делишь свое сердце между мной и сценой. — Он улыбнулся. — Думаю, мадам, я должен настаивать отныне на том, чтобы вы соблюдали скромность в одежде и поведении, за исключением того времени, когда вы заняты в спектакле. Не правда ли, прекрасная идея? Мы попросим Маргарет подобрать вам соответствующий гардероб, отвечающий самым строгим требованиям пуританской морали.

Смеясь, он упал на подушки, не выдержав яростного натиска Полли, которым она ответила Нику на вышеприведенную шутливую тираду.

— Нет, нет… сдаюсь! Беру свои слова обратно!.. Ах ты, дебоширка моя! — Все еще смеясь, он поймал Полли и, крепко сжав ее руки, прошептал: — Проси пощады! Иначе…

В зеленых глазах его сверкали озорные огоньки.

— Иначе — что?

Николас, не произнеся ни слова в ответ, овладел ею, и Полли чуть не задохнулась от знакомого и все-таки каждый раз нового ощущения.

— Так вот, значит, как решили вы утверждать свой авторитет мужа! — сказала она нежно.

— «Подчини себе жену и обретешь ее», — процитировал Ник известное изречение. — И я, мадам, намерен твердо следовать этой заповеди, ибо желаю обрести свою жену навсегда.

— Как я — мужа! — отозвалась со счастливой улыбкой Полли.

— И мы весь мир принесем в жертву нашей любви! — возгласил торжественно Николас, целуя ее. — Да пребудет она вечно с нами, родная моя!

— Говорят, что любовь — это благородное помешательство, — прошептала Полли.

— Так пусть же мы никогда не избавимся от него.

— Да, никогда!