Джанет Маклеод - Любовь с ароматом чая

Свами кивнул и улыбнулся. Когда Кларри уходила, он запел песню радости. Девушка слышала ее даже тогда, когда ее обступили джунгли и отшельника уже давно не было видно.

Камаль приготовил на завтрак яичницу, которую ни Кларри, ни Олив есть не стали. Бывший кхансама собирался проводить их до парохода в Гувахати, а дальше идти своей дорогой, в Западную Бенгалию. Звук шагов эхом отдавался в пустом доме, когда они зашли туда, чтобы бросить прощальный взгляд. На веранде Олив обняла сестру, крепко прижавшись к ней.

– Я не хочу уезжать, – заплакала она. – Прости меня за все то, что я тебе наговорила. На самом деле я так не думаю.

– Я знаю, – ответила Кларри, обнимая ее.

– Пообещай, что ты никогда не бросишь меня, как мама и папа, – попросила Олив.

– Обещаю, – сказала Кларри, сильнее прижимая ее к себе. – А теперь идем, Камаль ждет.

В последний раз взглянув на запертый дом, она повела плачущую сестру со двора, к двуколке, которой правил Камаль. Сама Кларри поскакала на Принце.

В деревне они сделали остановку. К ним вышла Ама с дочерьми и, рыдая, обняла их на прощанье. Кларри заметила, что на Аме брошь и ожерелье, которое она подарила ей на память. Драгоценности принадлежали ее матери, и теперь ими владела Ама, поскольку последние восемь лет была им вместо нее.

– Мы вернемся, – пообещала ей Кларри. – Однажды мы вернемся, вот увидите.

Она была рада, что несколько часов могла ехать через джунгли позади двуколки и ее плач заглушали крики обезьян и птиц.

На следующий день они прибыли в Гувахати, к речной пристани, у которой стоял пароход. Здесь было жарко и влажно. Река разлилась из-за ранних дождей и стала в два раза шире, чем была в апреле. Острова оказались под водой, а вода стала коричневой от ила, который она смывала с подножий гор.

В саду на постоялом дворе, рядом со старинной пушкой сестры попрощались со своим дорогим Камалем. Слезы стекали в его бороду, когда он разрешил им обнять его на прощание и пообещал время от времени давать знать о себе.

– Для меня было честью познакомиться с вами и с Белхэйвен-сагибом, – сказал Камаль сдавленным голосом. – Да хранит вас Аллах.

– Это для нас было честью знать вас, – улыбнулась ему Кларри сквозь слезы. – Вы были нам лучшим другом. Спасибо.

Затем она погладила Принца и в последний раз прижалась лицом к его шее.

– Служи хорошо, мой Принц, – шепнула она ему на ухо.

Пони всхрапнул и взволнованно ткнулся в нее мордой, словно догадываясь о предстоящем расставании.

Последнее, что Кларри и Олив видели в Гувахати, когда пароход отчаливал от переполненной пристани, был Камаль верхом на Принце, машущий им рукой. Сестры махали ему в ответ и кричали, пока он не стал маленьким пятнышком вдали.

Кларри и Олив неподвижно сидели на передней палубе, глядя на поросшие лесом горы Гаро, проплывающие мимо них с восточной стороны. Далеко за этими горами находился их дом в Белгури. По мере того как пароход спускался вниз по течению, набирая пассажиров, Брахмапутра расширялась, становясь похожей на море. На песчаных отмелях дремали крокодилы, а члены экипажа по ночам ловили рыбу с кормы.

Еще через два дня пути они прибыли в Рангпур – железнодорожный узел, откуда должны были ехать на поезде до Калькутты. У Кларри были очень туманные воспоминания о путешествии по этому пути, совершенном в те давние дни, когда ее родители ездили в большой город по делам, за новой одеждой и для того, чтобы вечером сходить в театр. Олив ничего этого не помнила и становилась все более подавленной и молчаливой по мере удаления от Ассама. К тому времени, когда Кларри приехала в Калькутту, в миссионерский дом, где они с сестрой должны были остановиться на два дня до отплытия парохода из Индии, она и вовсе перестала говорить.

Пароход отчалил восьмого июля. Дул горячий ветер, и отражающееся в воде солнце слепило глаза. Кларри щурилась и прикрывалась ладонью, глядя в последний раз на берег, когда их корабль, вибрируя, выходил в открытое море. Многолюдная пристань с ее разговорчивыми торговцами и разнообразными запахами еды удалялась слишком быстро. Индия, единственный дом Кларри, кроме которого она ничего не знала и за пределы которого никогда не стремилась, теперь быстро ускользал от нее. И только когда совсем стемнело и на небе засияли звезды, Кларри и молчаливая Олив нашли в себе силы оторваться от борта и спуститься в каюту.

Выйдя ранним утром из поезда на гулком Центральном вокзале Ньюкасла, Кларри ощутила на своей руке сжавшуюся, словно тиски, ладонь Олив. Казалось, в этом гигантском здании каждый знал, куда ему идти. Люди подзывали носильщиков и стремительно проносились мимо, не находя ни секунды свободного времени на то, чтобы обратить внимание на странно одетых девушек в ярких шерстяных шалях и обвязанных шарфами шляпах.