Татьяна Хрисанфова - Зелёные яблочки

Они медленно подходили к жилью. На улице было холодно: пар клубами валил изо рта, намерзал на усах, инеем оседал на бровях. Отец чувствуя себя виноватым прижимал дочь к груди и на справедливое замечание соседа ничего не ответил.

– Ишь, морозяки какие! Давно таких не было – все так же спокойно продолжал рассуждать сосед.

Незаметно подошли к беленой хате, крытой камышом. Из под белого покрова едва виднелись окна, разрисованные узорчатым инеем. Из дверей высунулась непокрытая головка молодой девушки. Она увидела подходивших и позвала: «Отец, иди обедать, тебя только ждем».

Хозяин повернулся к соседу и его маленькой дочери:

– Пойдем с нами обедать, Харитон. Анютка тоже голодная, поди. Шутка ли: из деревни пешком! Мои бабы нынче вареники лепили.

Дочка украдкой бросила красноречивый взгляд на отца. Тот, заметив его, согласно кивнул головой.

– Можно, конечно, ежели вареники. У нас некому их лепить. Нюрка когда еще научится, – оправдывался он.

Окутанные морозным облаком ввалились в натопленную избу, внося за собой клубы холодного воздуха.

– Ну, мать, встречай гостей, – снимая с себя овчинный полушубок, приговаривал хозяин. В доме было тепло, чисто и уютно. Хозяйка дома, дородная немногословная женщина, стояла возле большой русской печи и не торопилась навстречу незваным гостям. К девочке бросилась их дочь, худенькая, опрятно одетая девушка. Она начала развязывать пуховый платок и поворачивать гостью во все стороны, освобождая её от бесчисленных одежек.

– Замерзла совсем, Анютка! – тормошила она девчушку, растирая ей щеки и озябшие ручонки. Та стояла спокойно, глядя на девушку и принимая ее заботы. Во взгляде ее читалось чувство обожания этой красивой тоненькой девушкой.

– Да вот, из деревни пришла, от бабки. Не сидится ей, – оправдывался за девочку отец. – Волчица за ней увязалась – развелось их в этом году…

– Разве можно одну отпускать? – строго перебила его хозяйка, повернувшись от печи, – не ровен час, наткнется на чужака или на тех же волков…

– Какие в нашей глуши чужаки? – усомнился ее муж. Скорее волки порвут, чем чужак у нас появится.

– Так вот – без матери, – с тихим сочувствием покачала головой женщина. Но ее слова были услышаны тем, кому они предназначались. Пришедший сосед нахмурился и, ссутулившись, присел на край лавки, стоящей у стола. Привлеченные разговором из горницы вышли пожилые родители хозяина дома.

– Об чем спор? – спросил дед Василий, старик c белой седой головой и такой же белой аккуратной бородкой.

– За стол пора, – не дала продолжить разговор суровая сноха. – Никого ждать не будем больше. Она имела ввиду не явившихся к обеду сыновей. Любила хозяйка в доме порядок и послушание. Все в деревне знали, что Катерина держит свою семью в «ежовых рукавицах», даже муж побаивался ее крутого нрава. Тем более, что по сравнению с супругой, он был щупловат, а ее руки, привычные к тяжелой крестьянской работе, могли залепить такую затрещину, что мало не покажется. Позволяла себе Катерина такие меры воспитания не только для детей, но и для подвыпившего муженька. Оправдывайся потом перед деревенскими, почему в доме баба верховодит! Деревенские вездесущие кумушки, обсуждая Катерину, говорили, что ухваты и чапельники сами по ранжиру выстраиваются, стоит только той к печке подойти, да бросить на них свой строгий взгляд. Даже своенравная свекровь – бабка Авдотья – опасалась лишний раз поперечить строгой снохе, хоть и было ее любимым занятием встревать в любой разговор.

Хозяйская дочь быстро раскладывала на столе деревянные ложки. Катерина сама поставила на стол три глиняные миски с густыми, исходящими паром, щами. Харитон жадно втянул ароматный запах. Уж что-что, а готовить Катерина умела лучше всех в хуторе, да что там в хуторе, и в деревне тоже. Одиноко жившему с детьми Харитону, готовила приходящая из деревни мать. Но пожилая женщина приходила редко. Кашеварить Харитон так и не научился за время своего вдовства. Варил только кашу, да и та вечно пригорала. Теперь, при виде наваристых щей, у него, что называется, «потекли слюнки». За столом рассаживались молча. В это время, видимо вспомнив об обеде, в дом ввалилась весёлая ватага, состоящая их трех молодых ребят. Двое были почти одинакового роста; третьему, видимо, последышу, было лет шесть-семь. Войдя, они сразу присмирели, увидев, что семья уже сидит за столом. Могло статься и так, что строгая мать не пригласит за стол нарушителей семейных устоев. А садится без ее приглашения никто не решился бы. Зыркнув на сыновей взглядом из под бровей, мать коротко бросила: садитесь. При посторонних она не хотела устраивать скандала. Одного ее слова было достаточно, чтобы пришедшие парни, толкая друг друга, мгновенно уселись за стол. Сестра подала им ложки. В деревне было принято, чтобы женщины полностью обслуживали мужчин. Когда хозяин садился за стол, женщина сама нарезала хлеб, подавала ложки, солонку, полные миски. Ставила на стол самовар. Мужчина же при этом не мог вмешиваться, как считалось, в бабские дела. Мужские дела были за порогом дома.