Сергей Афанасьев - У последней черты

– Распишитесь, – все также безразлично сказала медсестра.

– Где? – вяло поинтересовался он, беря ручку.

– Вот здесь, где галочка.

Расписался. Слабость не отступала. Все плыло. Медсестра оторвала экземпляр «из под копирки» и протянула ему.

– Будете выписываться – получите вещи обратно, – сказала она и подала еще какие-то бумаги.

Он расписался: что ценных вещей не имеет, что деньги, паспорт и сотовый не сдает на хранение, и что все его данные можно использовать в электронных системах обработки. Наконец медсестра, раскрыв широкие двери, повела его вглубь учреждения.

Они долго шли по бесконечно-длинному полутемному пустому коридору. Высокие потолки – около четырех метров – тонули в полумраке. Столы, шкафы, лес капельниц, длинный ряд раскрытых дверей в черные проемы больничных палат. Редкие, опять же пустующие, дежурные посты медсестер в виде стола, стула, телефона, шкафчиков и светящейся лампы на стене. Больше он ничего не замечал, полностью задавленный тягучей слабостью.

Наконец коридор закончился и они повернули направо, вдруг оказавшись в небольшом закутке, справа и слева плотно заставленном топчанами, занятыми больными, в основном – стариками и старушками. Многие не спали. Кто-то сидел, кто-то стонал, кто-то плакал.

– Вот ваша кровать, – указала медсестра на свободный топчан – предпоследний у правой стены – собираясь уходить.

– А где здесь туалет? – поинтересовался он.

Женщина махнула рукой вглубь закутка и решительно удалилась.

Михаил огляделся, не зная, куда девать пакет. У соседей стояли стулья для этих целей, у него же стула не было. Тогда он убрал пакет с вещами под топчан. Потом он какое-то время стоял и смотрел на свою постель, мучительно размышляя – лечь в одежде поверх всего, или все же привести свою лежанку в нормальный вид, и спать под одеялом – вся постель и покрывало лежали поверх деревянных досок в свернутом виде. Понял, что под одеялом ему нравится больше. Значит придется напрячься.

В нише стены у самого топчана располагалась батарея отопления. Михаил потрогал – горячая. Не прислониться бы во сне, – отрешенно подумал он, осматривая соседей – у всех хоть какие-то матрасики да были. Стараясь не делать резких движений, как можно спокойнее и тише, он сдвинул одеяло, подушку и пододеяльник в одну сторону, взял сложенную простынь, развернул ее, постелил на голое дерево. Вытащил из под простыни постель и переложил ее на застеленную часть топчана. Заправил простынь на освободившейся стороне. Расстелил пододеяльник и долго вдевал внутрь одеяло. Потом, взяв за углы, несильно потряс, чтобы одеяло равномерно разошлось в пододеяльнике. Надел наволочку на подушку. Расправил постель. Нагнулся. Голова неприятно закружилась. Достал из под топчана пакет. Присел на жесткую кровать, под внимательным взглядом старушки напротив, которой не спалось, и которая, тихо постанывая, сидела на своем топчане и в темноте смотрела на вновь прибывшего. Михаил отвернулся от женщины, невольно покосившись вправо. В его ногах лежал мужчина с короткой стрижкой. Шея, грудь и правая рука – в бинтах. Он время от времени стонал, не меняя своего положения.

Спать в эту ночь мне явно не удастся, невесело подумал Михаил, доставая из пакета спортивки и футболку. Переоделся, не обращая внимания на женщину напротив. Засунул пакет обратно под топчан. Поверх пакета сложил аккуратно свернутые рубашку, джинсы и свитер.

Собрался было лечь, но понял, что сначала надо сходить в туалет. Неуверенно, среди топчанов и больных, прошел в конец закутка, озираясь по сторонам. Три двери. Пригляделся в полутьме. На одной – «19». На другой – «Мужской туалет». На третью, естественно, смотреть уже не стал. Прямо возле двери туалета на топчане лежал мужчина. Михаил подивился этому. Открыл дверь – темно внутри, совсем ничего не видно. Тогда он нашел с наружной стороны выключатель. Щелкнул. Тут же вспыхнул яркий свет. Причем – не только внутри, но и снаружи, так как также загорелась и лампочка над дверью. Мужчина на топчане даже не шелохнулся. И не заругался.

Внутри туалет оказался просторным – две комнаты, в каждой по три кабинки, деревянные, на сотый раз перекрашенные зеленой краской, плюс умывальники. В левой, дальней, комнате в углу стояли швабры, а возле окна – тумбочка с трехлитровыми банками, разной степени наполненности – явно с мочей. Форточка была распахнута настежь, и поэтому в туалете было достаточно прохладно. На стекле окна наклеена бумага: «Не курить». Но тем не менее пахло табаком. Кафель на полу явно положен еще при Хрущеве – судя по его внешнему виду и многочисленным сколам. У самого входа – большой черный пластмассовый бак под мусор.