Мари-Бернадетт Дюпюи: Возлюбленная кюре

– Нехороший мальчик, ты весь мокрый! И башмаки у тебя грязные!

– Я играл возле большого пруда, мамочка. Там были черные и желтые утята. А фермер подарил мне гусиное перо. Папа его заточит, чтобы я мог им писать!

В комнату не спеша вошел Колен. Доктору нравилось бывать на ферме, владельцем которой он являлся. Он с удовольствием беседовал с Морисом, своим арендатором, о посевах и о методах культивации земель.

Устроившись на длинной скамье перед фермерским домом, в тени виноградника, за беседой мужчины обычно выпивали по рюмке пшеничной водки и успевали поговорить и о вспашке полей на зиму, и о корове, дающей много молока, и о яловой козе, и об урожае, и об избытке крыс в сараях.

– Жаль, что ты не составила нам компанию, дорогая Матильда, – сказал доктор. – Это была чудесная прогулка. На холме так приятно обдувает ветер…

– А кто бы проследил за приготовлением ужина? Сюзанну постоянно нужно направлять. Морис дал тебе грибов? Я так их люблю!

– Я помню об этом, дорогая. Грибов он не дал, но пообещал пойти поискать их завтра на рассвете.

Матильда улыбкой выразила свое удовлетворение. Она устроилась в кресле и посадила Жерома к себе на колени. Колен де Салиньяк нашел эту картину очаровательной. Он раскурил сигару, вполне довольный проведенным днем и своим маленьким семейством.

«К дьяволу всех сплетников! – думал он. – Жена у меня – просто клад, сын – хороший мальчик, послушный и умненький!»

Он не прочь был бы иметь еще наследников, но первые роды у супруги прошли тяжело, она едва не лишилась жизни, и один его коллега, специалист в области гинекологии, предположил, что других детей у Матильды не будет. В итоге вся любовь супругов была отдана Жерому, на которого они возлагали большие надежды.

Жители Сен-Жермен толпились у церкви в ожидании момента, когда смогут узреть своего нового кюре. В толпе было много мужчин в воскресных черных костюмах, потертых от долгой носки, и дам в светлых платьях и кружевных чепцах. Все оживленно переговаривались, дети скакали вокруг родителей, а старики то и дело разражались протестами, когда их кто-нибудь случайно толкал.

Ризничий сегодня звонил в колокола с необычным рвением, словно хотел выразить этим свою радость. Отец Шарваз сумел завоевать его полнейшее расположение.

«Прекрасный у нас теперь будет кюре! – повторял он про себя, уже засыпая. – Серьезный, такой вежливый и скромный! Все время крестится, говорит приятное…»

От массы прихожан, столпившихся в центральном проходе нефа, отделилась супружеская чета и направилась к первому ряду скамеек – Матильда де Салиньяк с мужем. Согласно неписаному правилу, ближе всех к алтарю всегда сидели знатные горожане.

– Сколько сегодня людей! – недовольным тоном проговорил доктор, который регулярно бывал на мессе только потому, что отпускать супругу в церковь одну было бы неприлично.

А еще он прекрасно понимал, что его пациентам не понравилось бы, если бы их доктор не делал того, что надлежит делать любому доброму католику. Наконец в церкви установилась напряженная тишина. Все ждали появления нового кюре. В ризнице Ролан Шарваз в воскресном пышном облачении готовился к выходу на сцену. Именно так – происходящее виделось ему хорошо срежиссированным спектаклем.

«Что ж, пора!» – решил он, открыл дверь и размеренным шагом, опустив голову, направился к алтарю.

Двое детей из хора посторонились, давая ему пройти. Минута – и верующие, в большинстве своем крестьяне, начали обмениваться одобрительными взглядами и комментариями. Сидящая близ кропильницы Сюзанна Бутен вытянула шею, чтобы получше рассмотреть кюре. «Надо же, какой молодой!» – сказала она себе.

Матильда в это время думала о том же. Сперва священник, которого она все это время внимательно разглядывала сквозь вуалетку, ей совершенно не приглянулся. Коренастый, загорелый, с черными волосами и прямым носом, он производил впечатление человека сурового и держал себя с достоинством, присущим скорее епископу, нежели кюре провинциального городка.

Вот он поднял голову, слегка выпятил грудь и обвел своих новых прихожан взглядом больших и ясных глаз, прежде чем поприветствовать их легкой дружеской улыбкой.

– Мне он нравится, – шепнул доктор на ушко супруге.

Она не ответила: настолько ее впечатлила величественная осанка и внешняя строгость кюре.

– И глаза у него не бегают, как у кюре Биссета! – добавил Колен де Салиньяк.