Гейл Уилсон - Тайна покинутой часовни

– Мэри... – Он попытался остановить ее, но она не слушала.

Зная, какие опасности грозят ему в самом недалеком будущем, она приняла осознанное решение, забыв обо всем, чему ее учили и во что она твердо верила. Ник принадлежал ей, и ее тело настойчиво требовало осуществить право собственности, невзирая на запреты общества и религии. Происходящее касалось только ее и Ника и могло никогда больше не повториться.

Мэри вступила на неизведанную территорию, побуждая Ника завершить начатое. Отрицать желание было немыслимо.

– Мэри, нет... – снова прошептал он хриплым голосом.

– Да, – прошептала она, – да!

Ее маленькие руки пришли в движение. Она не испытывала ни малейшего смущения, как и подобало девушке, выросшей в деревне. Он склонился над ней, и она ощутила солоноватый привкус влажной кожи. И наконец его рука присоединилась к ее руке, облегчая поиски, ободряя и направляя.

Ветер холодил ее обнаженную кожу, но она жаждала этой прохлады, как и последовавшего вторжения – мучительного, рвущего. Вскрикнув, Мэри уткнулась в его напрягшееся плечо и вновь услышала, как он шепчет ее имя.

Он прижался щекой к ее лицу, щетина царапала ее кожу, движения становились все более лихорадочными и неудержимыми. Он слегка приподнялся, на время отстраняясь от средоточия ее боли, вместе с которой просыпались иные ощущения, раскрывались, подобно плотно сомкнутому бутону розы под полуденным солнцем.

Поначалу Мэри не почувствовала ничего, кроме боли и неудобства, но внезапно пришли другие ощущения, все нараставшие под его настойчивыми ласками.

Мэри услышала собственный вскрик, а затем губы Ника прижались к ее губам, эхом отозвавшись на ее возглас, нарушивший сумеречную тишину. Его взрыв освобождения был, стремительным, бурным и мощным, он ворвался в глубины ее тела, словно вихрь, сметающий все на своем пути. Его тело вздрогнуло под ее ладонями – один раз, второй, а потом затихло.

Наконец Ник пошевелился и приподнялся над ней, опираясь на дрожащие руки. Он неотрывно смотрел в ее лицо, преображенное только что постигнутой великой тайной.

– Мэри... – снова повторил он, как молитву, и она улыбнулась. – Мне так жаль...

Она улыбнулась шире, не сводя глаз с его лица. Возлюбленный! Это мой возлюбленный! Подняв руку, коснулась его щеки, ощутив покалывание жесткой щетины. Это прикосновение было немыслимо интимным. Только она имела право на такую ласку.

– Господи, Мэри, что я натворил?! – в отчаянии воскликнул Ник.

– Тише, тише, – прошептала она голосом матери, утешающей перепуганного грозой ребенка. – Все хорошо. – Она легко дотронулась кончиком пальца до его ресниц, выгоревших на концах и темных у корней. Какие прекрасные глаза! Казалось, она увидела их впервые. Цветом они напоминали полуденное небо зимой. – Я люблю тебя, – произнесла она и увидела, как Ник просиял, словно найдя потерянную тропу, тропу утраченной чести.

– Где твой отец? – спросил он, и Мэри не сразу нашлась с ответом. Ей и в голову не пришло удивляться столь неожиданному вопросу.

– Вместе с деканом навещает больных прихожан.

– Когда он вернется домой?

– Не раньше вторника. – Мэри вдруг вспомнила своего милого, мягкосердечного отца, неизменно ласкового со всеми, кто лишился Божией милости. И только сейчас она всерьез задумалась о том, что произошло.

– Пойдем, – решительно произнес Ник, поднимаясь одним ловким движением и помогая Мэри встать на ноги.

Уже стоя, она в первый момент застыдилась своей наготы. Не шевелясь, она смотрела, как Ник одевается: он справился с этой задачей за считанные секунды.

– Мне пора. – Он попытался объяснить свою спешку: – Если я не явлюсь вовремя, меня объявят дезертиром. Никто и не вспомнит, что я – сын Вейла. Моему полку предстоит бой, Мэри. Я должен быть с ним. Меня признали годным к службе.

– Знаю... – прошептала она, не понимая, зачем Ник говорит все это. С самого начала она знала, что когда-нибудь им придется расстаться.

– Мэри! – негромко позвал он.

Больше они никогда не увидятся! Острота дурного предчувствия на миг лишила ее способности дышать. Она окинула взглядом Ника – молодого, стройного и прекрасного. Живого. Его волосы были растрепаны, в них еще совсем недавно блуждали ее пальцы. На губах Мэри до сих пор ощущала чуть солоноватый привкус его теплой чистой кожи, покрытой густым загаром.

Она на секунду закрыла глаза, пытаясь навсегда запомнить его таким. Сохранить в памяти на всю жизнь. В эту минуту он принадлежал только ей, и это воспоминание Мэри была готова пронести через все нерадостное будущее.