Юлия Крён - Дитя огня

Бернард не сказал ни слова, но Бото недовольно проворчал:

– Он может оказаться предателем.

– Ну и что? – возразил молодой граф. – В моей стране каждый может стать предателем. Тому, у кого в жилах течет множество кровей, всегда приходится что-то отрицать, скрывать и подавлять. Но почему мне нельзя верить в то, что человек может использовать эти противоречия во имя добра, а не во зло?

Ричард снова обратился к Арвиду:

– Ты выполнишь это задание? Ты будешь преданно служить мне? Ты поможешь мне править страной?

Теперь возражать не стал даже Бото. На комнату опустилась тишина. Матильда взяла Арвида за руку.

– Да, я сделаю это, – пообещал Арвид, растрогавшись до глубины души.

Ему казалось, что все это происходит не на самом деле, ведь на него обрушилось так много счастья: он воссоединился с любимой женщиной и нашел свое место на земле.

Торжественность этого момента вскоре была нарушена: в комнату ворвался слуга и сообщил, что праздничный обед уже готов и Ричард может пройти к столу. Не зная, что здесь произошло, мужчина очень деловито добавил, что молодые воины немедленно должны что-то съесть, потому что они целый день пили. У некоторых уже случился приступ рвоты.

Казалось, что он был единственным, кто не заразился слепой радостью этого дня. Наоборот, он прожил достаточно, чтобы знать: там, где пахнет жареным мясом, всегда есть что-то зловонное; там, где подают изысканные блюда, собираются и отходы; люди, которые поднимают кубки, инкрустированные драгоценными камнями, опьянеют и будут храпеть на грязном полу.

– Не будем томить ожиданием тех, кто проголодался! – заявил Ричард.

Он расправил плечи, как будто от этого мог казаться выше, снова принял горделивый вид и в сопровождении советников направился в парадный зал.

Ребенок Арвида и Матильды появился на свет в один из первых дней 946 года. Земля лежала под толстым одеялом белого снега, которое заглушало звуки шагов и придавало всем движениям размеренность. Это было спокойное время.

Схватки начались на рассвете. Когда солнце, слабое и тусклое, скрылось за горизонтом, Матильда родила дочь. Девочка еще не окрепла после родов, но жизнерадостно издала громкий звонкий крик.

Когда Матильда стала кормить малышку грудью, к постели подошел Арвид. Какое-то время они оба не могли вымолвить ни слова: новая жизнь вызывала только благоговейное изумление. Повитуха завернула новорожденную в покрывало и удалилась.

– Ты разочарован тем, что это не сын? – спросила Матильда.

– Почему? Ты сильная. Может быть, ты даже сильнее меня. Нам обоим пришлось многое выдержать в жизни, но ты перенесла все это более стойко. Я бы хотел, чтобы наша дочь тоже стала такой…

Арвид осторожно протянул руку и коснулся еще влажных волос на крошечной мягкой голове. Девочка зажмурилась. Она проголодалась и причмокивала губами.

– Как мы ее назовем?

В Нормандии укоренился такой же обычай, как и на прежней родине норманнов: девочек чаще всего называли в честь бабушек. Но ни Авуаза, ни Гизела не казались Арвиду и Матильде подходящими именами. Одна из женщин была слишком безумной, чтобы безоговорочно любить своего ребенка, а другая – слишком слабой.

– Я хотел бы назвать ее твоим именем, – сказал Арвид, – или именем Руны, моей приемной матери. Она была сильной женщиной, и ей удалось, несмотря на все преграды, отвоевать у жизни каждую искорку счастья.

– Тогда давай соединим два старых имени в одно новое, так же как из наших старых жизней мы создали новую жизнь. Мы можем назвать нашу дочь Алруна.

Арвид еще раз погладил малышку по голове:

– Да благословит тебя Господь, Алруна.

Матильда повторила его слова.

– Да благословит Господь графа Ричарда и молодую Нормандию, – добавила она и закрыла глаза.

Хотя Матильда с детства не видела этого места, перед ней вдруг совершенно отчетливо предстал луг, где, несмотря на соленый морской воздух, цвели яркие цветы. Возможно, когда-нибудь в Нормандии тоже появятся такие места. Возможно, их дочь однажды будет играть на таком цветочном лугу, а родители, в чьи распахнутые объятия она побежит, не допустят, чтобы ее у них забрали и с ней произошло несчастье.

Власть Ричарда не упрочилась и после 945 года: в дальнейшем суверенитет Нормандии постоянно находился под угрозой. Тем не менее Ричард смог победить врагов – короля Людовика, императора Оттона, Тибо Мошенника и многих других, – и таким образом Нормандия стала единственным государственным образованием норманнов, сохранившимся и после окончания эпохи набегов викингов.