Елена Гостева: Стрекозка Горгона. Зимние квартиры

В результате месьё крепко поранил ладонь о лезвие хорошо отточенного драгунского палаша. Женщины в тот день сходили в баню, и Таня не заплетала кос, пока волосы не просохли. Лужницкий, притащив поранившегося француза, поднял внизу шум, мол, офицер умирает от потери крови, и она спустилась, как была: в стёганом халате и с ниспадающей до пояса пышной гривой. Усадила на табурет раненого, опустившись перед ним на колени, начала перевязывать. Лужницкий – по-русски! – рассказывал, как месье провёл рукой по лезвию, а, успокаивая приятеля, по-французски твердил одно: что Татьяне можно доверять, у неё, мол, хорошие руки. И даже не прибавлял ни «мадам», ни «госпожа». Занятая раной, она поначалу не обратила внимания на сию бесцеремонность, но когда заканчивала перевязку, француз, у которого боль прошла, свободной рукой вдруг приподнял Танин подбородок, восхищённо причмокивая и приговаривая: «labeauté… quellejoliefille»… (Красотка… Какая хорошенькая!) Это вместо благодарности! Возмутительно! Но она не влепила ему пощёчину: раненый есть раненый. Лишь посмотрела строго и, поскольку в руке держала раскрытые ножницы, сжала ими руку наглеца покрепче и резко отвела в сторону. Тот изумлённо воскликнул: «О-о-о! Noli!» (Недотрога!) – и снова потянулся к её лицу. Подвыпившие мужчины столь непонятливы! Тогда она глянула снизу вверх надменно и пообещала по-французски, что отрежет ему здоровую руку, коль сия рука осмеливается оскорблять даму. Сказала твёрдо, убедительно, и месье от растерянности глазами захлопал. Лишь после этого Лужницкий принялся торопливо втолковывать французу, что перед ним – дворянка, жена офицера, и за подобные поползновения её муж может и на дуэль господина Бюрно вызвать. Таня поднялась и ответила на языке сего ловеласа, что и сама способна защитить свою честь, поскольку владеет всеми видами оружия, а лучше всего – хирургическими инструментами, для наглядности и доходчивости пощёлкала большими ножницами перед лицом месье. «Зачем рисковать жизнями двух офицеров, если достаточно одного из них оставить без руки?» «Но я умру от потери крови!» – пролепетал тот, не понимающий, шутит женщина иль говорит серьёзно. «Не волнуйтесь! Я сама перевяжу рану, смерть Вам не будет угрожать!» – улыбнувшись как можно учтивей, успокоила она, и француз перепугался ещё больше.

При этом Лужницкий – Таня чувствовала (ну не интриган ли?!) – источал восторг, в душе он ликовал, наблюдая за дерзостями приятеля и тем, как они обрываются, хотя внешне старательно изображал человека, осознавшего свою оплошность, оправдывался и просил прощения, прижимая руку к сердцу, заглядывая в глаза. Специально иль случайно любезный Всеволод Аркадьевич не сообщил французу, что Таня – дворянка, она разбираться не стала, как не приняла и оправданий. Поднялась на лестницу и, обернувшись, любезно и холодно изрекла, что повязку нужно сменить через два дня, но чтоб её, Татьяну, больше не смели тревожить – пусть обращаются в лазарет. И два озадаченных капитана остались под лестницей с полураскрытыми ртами. Назавтра явились просить прощения, но Таня передала, что не намерена с ними разговаривать. Они приходили и на следующий день, а оскорблённая дама при их визитах удалялась в свои покои. В конце концов, адвокатами Бюрно и Лужницкого выступили друзья, в том числе и муж, коих сия история позабавила: посмаковав все детали, красочно обрисованные Всеволодом Аркадьевичем, посмеявшись над незадачливым ухажёром, они убедили даму, что того можно простить. А Таня намотала себе – не на ус, конечно, а на прядочку надо лбом, – что появляться перед незнакомыми мужчинами простоволосой опасно. Конечно, друзья видали Таню и в домашнем наряде – всё ж под одной крышей живут. Да и они перед нею не застёгиваются на все пуговицы. По кадетской привычке осенью каждое утро обливались холодной водой, теперь вот снегом обтираются, а потом с хохотом вбегают, раскрасневшиеся, обнажённые до пояса, в дом. И что, прятаться от них в эти минуты?

В зеркале отражается стена, где на длинных штырях висят роскошные парижские платья, на их голубом, розовом и салатовом шёлке играют, переливаясь, солнечные лучи, падающие из расположенных под потолком витражных окон. Платья под разноцветными бликами кажутся по-цыгански яркими, весёлыми. Таня взяла наряды только по настоянию свекрови, и, смотрите-ка, пригодились. Ныне она – хозяйка местного светского салона. Ольга Сергеевна может гордиться невесткой: это самый блестящий во всей округе – от Дуная до Камчика – салон (если не принимать во внимание, что других попросту не существует), весь цвет праводского общества здесь собирается. Полковник Сухнен, приезжающий время от времени из Кюстенджи, по дороге нахваливает салон всем встречным-поперечным, и сюда гости приезжают специально ради визита к мадам Лапиной из Варны, да и из более дальних пунктов. Тане достается столько комплиментов, сколько петербургские львицы и за всю жизнь не услышат, здесь все поклонники – только её.

Читать дальше