Светлана Нина - Затерянный исток

Амина в восхищении от этой фривольной мысли даже стала тише дышать.

– Мифы говорят, что река есть.

– Как ее понимаешь ты?

– Как место, где хранится вся знакомая человечеству информация, иногда причудливо закатанная в неразборчивые знаки, которые невозможно расшифровать… У берега ее можно постичь все науки, не читая табличек. Древняя проекция, которую можно прочитать воображением, а не глазами, и узнать, что на самом деле в глубине темных веков, прочувствовать и увидеть в подробностях. И так же записать в это поле свои мысли, чтобы кто-то далекий прочитал образы, а не глухие слова.

Лахама зачарованно улыбнулась, склонив голову набок.

– Много я слышала о реке от разных людей, и каждый добавлял что-то свое… Мифы говорят достаточно, но их слепили из подручных материалов такие же, как мы, мечтатели. Не занятые на посевных работах. Наше существование – и есть та самая назидательная сказка, из которой затем творятся мифы. А что если есть где-то на земле еще общество, подобное нам, где все совсем иначе?

– Кроме нас нет на земле столь же преуспевших обществ, – неуверенно ответила Амина, вспоминая о бирюзе и легчайших нитях из загадочных краев, откуда приплывали храбрые мореходы с восхищением и азартом в глазах. Поговаривали, что нити эти добывают из жирных червей, которых чужеземцы берегут и никому не показывают.

Лахама приподняла уголок рта, который расплылся эластичными волнами ее кожи.

– А за пределами земли?

В детстве Амине казалось, что за пределами этих выжженных земель, изредка обтекаемых раскатами рек и деревьев, встречаются лишь единичные путники из соседствующих селений. Влекомые сюда на свет башен и онемевшие от восторга, потому что у них не бывало монументальных построек и роскошных садов, высаженных в центре города и регулярно орошаемых искусственной системой. Им не с чем сравнить, даже представить, что такое может создать человеческое воображение, подкрепленное материальным благополучием. Но ведь путники эти где-то рождались, кормились и набирались сил для долгих странствий… Путники были родственны им, и при том совсем иными, иначе размазывающими на керамике путь многих поколений. Давно Амина читала, что их предки воспринимали землю как плоский диск с их жилищами в окаймлении гор и были поражены, когда увидели других людей, пришедших невесть откуда и говорящих на тарабарщине. Чужие земли в Умме до сих пор назывались так же, как нижний ярус миров их пантеона. Ее земляки с трудом называли пришлых людьми.

– Еще не заразили мы остальных своим укладом, как проказой. Не успели переплыть моря, чтобы привезти на другой берег готовые парадигмы того, как живем мы. Чтобы они отринули свои традиции и полностью переняли наши, – будто уяснив ход мыслей Амины, произнесла Лахама.

– Моря? Несколько?

– Откуда нам знать о том, чего мы не можем видеть?

– Окружены мы одним океаном…

– А небесная твердь разделена на семь сфер, – Лахама постепенно теряла свою насмешливую разморенность. – Тебе пора понять, что для вершины человечества доступно чуть больше. Для чего ты пошла в жрицы, если верила в эти россказни? Неужто чтобы только не рожать детей или богов любить, как недосягаемых мужчин?

Амина замолчала, потупив глаза.

– Не думаешь же ты, что по ту сторону мы и впрямь видим то, что рассказываем люду? Они хотят слышать то, что понятно, раздроблено в муку. Припомни, как часто люди не желают признавать очевидное и готовы даже драться за сохранность закостенелых убеждений… Да и то куда больше волнует их, что сделал их сосед и чем набить брюхо после тяжелого дня. Ты думаешь, что жрецы придумывают богов? Мы лишь облекаем их в форму, близкую пониманию человека. Создает же богов народ. Он принимает то, во что уже готов поверить, но и мы играем здесь ощутимую роль. Мы с ним танцуем причудливый танец созидания, где любое слово встраивается в образы, как кирпич в стену.

– Верования могут насаждаться войной, – растущее раздражение от непримиримости Лахамы не могло оставить Амину молчащей и здесь.

– Мы не враги своим людям. Без них кто будет кормить нас?

– Все… так просто? Только выдумка?

– Боги дома в лице трупов предков, захороненных под порогом в глиняном панцире, перешили в богов деревень, а затем городов. Обрастая фантазией каждого человека, языка которого касались, они достигли форм наших современных божеств. Человеческий проблеск и попытка объяснить увиденное древнее, чем кажется. Каждому поколению отчего-то свойственно искреннее убеждение, что у предыдущего вовсе никогда не было огня в глазах… Раньше не было пропасти между богом и человеком, и по сей день наши боги внутри того же непреложного закона, что и мы. Они не всесильны, не находишь? Над ними будто стоит что-то более значимое, как и над нами. Потому что рисовали мы их с себя.