Джулия Лонг - Грешная и желанная

Она сцепила перед собой руки. Он глянул на ее побелевшие кулачки, потом на побелевшее лицо. Высоко на скулах у нее появились два лихорадочных, ярких пятна.

Он хотел прикоснуться к ней, успокоить, сделать так, чтобы пятна исчезли.

Но не решился.

Он ждал.

И ждал.

И наконец она едва слышно прошептала:

– Я не хочу, чтобы ты занимался с ней любовью.

Йен резко втянул в себя воздух. Эти слова подействовали на него, как стрела. Та, которая убивает.

Та, которыми Купидон стреляет в свои жертвы.

Он так много мог ей сказать. Мог указать на лицемерие, на тщетность, на честность и справедливость. Мог напомнить, что хотя кое в чем она и мудра, у нее нет никакого жизненного опыта, и она совершенно наивна в том, что касается мужских нужд и прочей ерунды, и у нее нет, нет никакого права стоять тут с таким лицом! Что все сказанное о нем – правда, и она это знает. Мог бы сказать, что это она его довела. И она не имеет права!

Паршиво, Тэнзи, не повезло тебе.

И это будет самое милосердное, что он может сказать. После этого она пойдет своим путем, а он своим, как и должно быть. Позволит ей ненавидеть себя, сначала чуть-чуть, потом сильно, а потом она забудет.

Именно это он и собрался сказать.

Но вместо этого произнес, очень нежно:

– Тогда я не буду.

Это было равносильно признанию.

Йен больше не знал, кто он такой.

Все, что он знал – она должна получить то, что хочет, и неважно, что это. Неважно, какой ценой.

И решив таким образом свою судьбу, Йен круто повернулся и ушел, оставив Тэнзи как раз в тот миг, когда ее лицо осветилось почти божественным светом, потому что не мог на это смотреть.

Во время перерыва между танцами Стэнхоуп подошел к нему, его молодое, красивое, открытое лицо сияло. У него наглый подбородок, решил Йен без капли милосердия. Что-то в нем, квадратном и таком безукоризненном, страшно его раздражало.

– Я просто хотел поблагодарить вас, Эверси, за ваше письмо, сообщившее мне про мисс Дэнфорт.

– Нет нужды, – коротко бросил Йен.

– О, прошу вас, не отказывайте мне в удовольствии выразить свою благодарность, – произнес тот величественно, просто упиваясь своими словами.

– Вы будете герцогом. Я далек от того, чтобы отказать вам хоть в чем-то.

По лицу Стэнхоупа на мгновение мелькнуло сомнение, но он тут же кивнул, так и не поняв иронии. Опять же, ирония – способ защиты тех, кто хотя бы иногда испытывал разочарование, подумал Йен, а молодому лорду наверняка не доводилось сталкиваться ни с чем подобным.

– Я решительно думаю, что мое ухаживание за мисс Дэнфорт прошло прекрасно. Просто замеча-тельно.

– В самом деле? – стиснул зубы Йен.

– Это было легко, старина. Право же, пустяк. – Тот щелкнул пальцами. – Несколько букетов, несколько комплиментов о ее глазах, несколько поездок в моей старой пролетке, и она моя! Честное слово, она совсем простодушная и незатейливая.

– Прямо вот так легко?

– Конечно. Она еще совсем юная, личность только формируется. Веселая и покладистая, и я думаю, что из нее можно вылепить все что хочешь.

– А. Неужели она настолько податливая? – Йен не сознавал, что с каждым новым предложением повышает голос. Впрочем, ничего удивительного, если разговариваешь сквозь стиснутые зубы.

– О, безусловно, сэр, – серьезно, доверительно ответил Стэнхоуп. – О, она не идеальна. Немножко тщеславная и легкомысленная. Слегка банальна и поверхностна. Но это все юность. Несколько младенцев все изменят. Зато, клянусь Богом, она выглядит самим совершенством.

– Тщеславная? Легкомысленная? Банальная? Поверхностная? – шипел Йен, словно бросал дротики в мишень. Стэнхоуп моргал при каждом слове. – Вы… давно смотрелись в зеркало, Стэнхоуп?

– Ха-ха! – расхохотался Стэнхоуп. Он и вправду слишком много смеется. – О, ха-ха-ха, Эверси! Остроумно. Но она красавица, – подчеркнул он. – Немножко ее объездить, и получится превосходная лошадка для скачек, а мои наследники будут выглядеть невероятно привлекательными.

– Вы только что назвали мисс Дэнфорт… превосходной лошадкой?

– Да.

– Превосходной. Лошадкой, – медленно повторил Йен. Как будто учил новые слова.

Глаза начинало застилать красной пеленой.

– Да? – Стэнхоуп выглядел несколько озадаченным.

– И вы думаете, что она банальная, поверхностная и легкомысленная. Она. – Он говорил это так, словно пытался увековечить слова герцога для потомства. Словно хотел запомнить их в точности.

– Ну да, – поторопился заверить его Стэнхоуп. – Но это же большинство женщин такие. Наши драгоценные. Что бы мы без них делали, верно, Эверси? – Он окинул взглядом бальный зал, всех прочих женщин, которых мог получить так легко, учитывая титул. – И я-то знаю, что вы никогда без них не обходитесь.