Роксана Гедеон - Любовница капитана

«Надо продать этот дом. Избавиться от него. Не могу же я воспитывать сына в таком месте… Но, Боже мой, как можно продать подарок короля? Это же будет неуважение? Оказать неуважение королю сейчас, в такое время?»

Из этого дома мне и хотелось бы перебраться в свой дворец, но мешал страх. Сонные ночные кошмары (труп Эмманюэля, окровавленные сердца в букетах белых гвоздик) сменялись дневными, не менее зловещими, размышлениями: кто выманил его из дома? Если не Мирабо, то кто этот таинственный враг? И что он замышлял? Почему наш отель до сих пор не ограблен? В Париже разорены были десятки дворцов аристократов, а наш – хранила чья-то неизвестная мне добрая воля. Но добрая ли? В спальне покойной Софи д’Энен стоял тайный мощный сейф с умопомрачительными сокровищами. Сейф был сделан настолько умело, что, наверное, мог бы противостоять самым изощренным грабителям. Они не справились бы с ним, разве что выстрелили бы из пушки. А я… я могла бы открыть его очень легко, поскольку знала шифры секретных замков. Но о том, чтобы наведаться туда, я и подумать сейчас не могла.

Потом, отвлекаясь от дум о драгоценностях, я снова вспоминала об Эмманюэле. Мысль о том, что он попал туда, куда мечтал, – в Буассю, но только не в замок, а в могилу, обдавала меня ледяным холодом. Мне теперь все, что говорил он в последние дни, казалось подозрительным, двусмысленным. «Гороскоп у меня хорош», «в масонской ложе меня свели с некоторыми полезными людьми», «я теперь имперский князь, Сюзанна, я осыплю вас золотом».... Он признался мне в одной, на его взгляд, удачной сделке, но была ли она удачной? И сколько их вообще было? Что он делал за моей спиной, куда увлекали его странные новые друзья – евреи-ростовщики?

Можно было бы сделать попытку найти Франсуа. Ведь он жаждал встретиться со мной… тогда, в последний вечер моего пребывания в отеле д’Энен, я получила от него довольно страстную записку. Наверное, Франсуа мог бы стать для меня хоть какой-то защитой. Но, к сожалению, все портило это слово – «хоть какой-то». После крови и ужасов последних дней для меня это было недостаточно. И с каждым часом в душе крепло желание уехать.

Уехать! Спешно, нигде особо не появляясь. Пусть сейф стоит себе, как стоял, – раз его не тронули до сих пор, наверное, так будет и дальше. Отец позаботится о деньгах, он обещал это. А уехать надо именно в Пьемонт. Туда, где все обстоит, как раньше было во Франции: король, королевский двор, порядок на улицах, аристократические балы в Турине, долина реки По, холмы вдоль которой усыпаны прекрасными замками, мирные дворянские усадьбы, в которых возделывается лучшее в мире вино – да, лучшее, потому что теперь и французское вино казалось мне отвратительным. Меня тошнило от всего парижского.

Жанно поправлялся. И в конце июля я, преодолев страх перед столичными улицами, выбралась в Версаль – за заграничным паспортом.

При королевском дворе почти не осталось моих знакомых. Все они подумали об отъезде раньше меня. Уехали поспешно, не заботясь о поместьях и имуществе, бросив все на произвол судьбы. Куаньи, Понтиевр, Барантен, маршалы де Кастри и де Бройи, де Дюра, Мортемар – всех их и след простыл, не говоря уже о Конде, младшем принце крови и их окружении. Уехали первые красавицы двора, в том числе принцесса де Монако и графиня д’Эгриньи. В приемной Неккера я узнала, что выдано уже около шести тысяч заграничных паспортов.

Выдали его и мне – за подписью маркиза де Лафайета, нынешнего командующего Национальной гвардией. Теперь мне был понятен тот смысл взгляда победителя, которым он окидывал меня прошлой зимой в Венсеннском лесу, когда я сорвала дуэль между капитаном де Вильером и графом де Водрейлем. Да, прошло полгода, и теперь Лафайет действительно стал победителем, а я – отправлялась в изгнание.

Я медленно шла по галерее Версаля – бледная, печальная, очень стройная в своем траурном платье из черного бархата и черном кружевном крепе, накинутом на золотистые волосы. В девятнадцать лет я уже стала вдовой. Моя бабушка, принцесса Даниэль, в первом браке овдовела в шестнадцать лет. Мне часто говорили, что я похожа на нее. Сходство, как видно, будет прослеживаться и в судьбах?

–– Итак, вы уезжаете, Сюзанна? – спросила Изабелла де Шатенуа, обнимая меня на прощание.

–– Да. И не понимаю, как у вас хватает мужества оставаться. Ваш муж уехал, не так ли?

–– Он смешон, этот мой муж! Во всяком случае, ему уже шестьдесят пять лет и не в его возрасте так панически бояться смерти. Все мы когда-то умрем. Я предпочитаю остаться во Франции…