Джулия Лондон - Поцелуй принца

Герцог и герцогиня Таннемидские были не единственными, кто удостоился пристального внимания во время церемонии. Некоторые обозреватели отмечают, что близкий родственник герцога уделял куда больше времени наследнице Веслорианского престола, нежели новобрачным…

Не исключено, что сия свадебная церемония стала самой продолжительной в истории рода человеческого. Пожалуй, даже греческая вакханалия не смогла бы длиться так долго. Принц Леопольд вдруг ощутил, что шейный платок буквально душит его. Медали, которые он надел, как того требовал протокол, оттягивали ткань сюртука вниз, отчего ему то и дело приходилось расправлять плечи, дабы избежать морщинок на нем. Интересно, в котором часу Кадро, телохранитель, уложил его сегодня в постель? В четыре утра? Он не помнил. Хотя на самом деле особой вины Лео в этом не было. Его просто взяли «на слабо», предложив выпить la fée verte , или «зеленую фею», как назвал этот адский напиток шведский посланник.

Задержавшись в самом конце свадебной процессии, молодожены свернули в небольшой вестибюль, чтобы расписаться в приходской книге регистрации актов гражданского состояния. Лео, миссис Ханикатт и архиепископ последовали за ними, намереваясь выступить в качестве свидетелей. Лео смотрел, как брат уверенной рукой вывел в нужной графе подпись «Себастьян Шартье». Он вдруг поймал себя на том, что в нетерпении постукивает пальцем по штанине, глядя, как перо берет Элиза и расписывается рядом с мужем. Рука у нее дрожала, и она умудрилась посадить кляксу под размашистой подписью с завитушками, буквы которой складывались в ее новое имя «Элиза Триклбэнк Шартье» . Едва отложив перо, она крепко обнялась с миссис Ханикатт, и обе принялись хохотать как сумасшедшие, и темноволосая головка миссис Ханикатт прильнула к светлым кудрям Элизы.

Себастьян и Леопольд обменялись взглядами. Точнее, это Лео выразительно покосился на Баса, после чего перевел взгляд на часы над его плечом. Ему очень не хотелось выказывать неуважение, но голова у него гудела набатным колоколом, а во рту пересохло. Вот уже вторую неделю церемонии, празднества, официальные приемы и званые ужины сменяли друг друга бесконечной чередой. А ведь он посещал их все, стоически выполняя свои обязанности принца, шафера или кого там еще они желали видеть в его лице, и при этом все время пил, дабы заглушить скуку. И сейчас он злился, желая поскорее покончить со всем этим и вновь встретиться с друзьями.

Лео предпочитал жить вдали от Алусии, в Англии, где у него было множество друзей. Теперешний образ жизни особы королевской крови, при котором он был совершенно бесполезен, выступая в роли реквизита на очередной церемонии, изрядно раздражал его.

– Ваша очередь выступить в роли свидетеля, миссис Ханикатт, – сказал Лео, надеясь ускорить ход вещей, взял золотое перо и протянул его ей на тот случай, если она не поняла, что именно должна засвидетельствовать.

– Да, конечно, – немножко нервно заявила она и разжала объятия, отпуская сестру.

Под кляксой, оставленной Элизой, она быстро и уверенно начертала свое имя.

Следующим расписался Лео – быстро и небрежно, стремясь поскорее разделаться с этой тягомотиной, – после чего отступил в сторону, сложив руки за спиной, пока архиепископ давал новобрачным последнее благословение. Бог ты мой, да сколько же можно благословлять одних и тех же молодоженов?!

Но вот наконец они вышли из собора, и Бас с Элизой сели в открытый экипаж. В такой чудесный солнечный денек дворцовая стража будет сопровождать счастливую пару на всем пути по длинному проспекту до дворца, чтобы дать возможность толпам почитателей, выстроившимся по обеим его сторонам, возможность взглянуть на супругу наследника престола и поприветствовать ее. Едва успев прибыть в Алусию, Элиза стала быстро обретать популярность. Люди видели самих себя в этой обычной девушке, сумевшей очаровать кронпринца, не прилагая к тому каких-то особенных усилий, просто явив ему себя такой, какая она есть. Лео вполне понимал их восторг – это была вечная сказка, в которой воплотились их надежды и мечты. Он понимал, что большинству людей приходится зарабатывать себе на хлеб тяжким трудом, и для них жизнь во дворце представлялась истинным блаженством. Она же стала одной из тех, кто разрушил мощную стену королевской неприступности и привилегий, и они полюбили ее за это.