Ирина Красногорская: Великая княгиня Рязанская

Василий согласился с ней – и поехал. Успели место назначить, успели свидеться, поговорить недолго. Никаких посольских тайн Курицын не открыл, Василий и сам догадался, что Иван ищет поддержки у короля венгерского против короля польского. Поговорили о предстоящем путешествии, о его опасности, о возможных весёлых приключениях и прекрасных иноземках.

– Ничего не было сказано ни доверительного, ни сердечного, – признался Василий жене после поездки, – а ведь это была наша последняя встреча…

Анна порадовалась про себя, что встреча последняя – наконец-то прервалась опасная дружба, и полюбопытствовала, не взял ли с собой Фёдор сказительницу: ходили слухи, что она прижилась у дьяка.

– Нет, – ответил Василий рассеянно, – в посольском обозе не было женщин.

Анна усмехнулась – Пичуге ничего не стоило обрядиться парнем.

Семейная жизнь Анны становилась спокойнее.

Великий князь Рязанский Василий Иванович скончался внезапно в год своего тридцатипятилетия. Умер в Успенском соборе во время обедни. Опустился с молитвою на колени и вдруг рухнул ниц, растянулся на стылых каменных плитах.

Анна не сразу увидела – была в левом приделе перед иконою своей святой. Протискалась к мужу через сгрудившуюся вокруг него толпу. Те, что оказались ближе к нему, расступились, и кто-то сказал негромко:

– Отошёл.

Суетился причт, толком не зная, что делать. Сновали со свечами и иконами монахини, священник начинал отходную. Никто не пытался привести князя в чувство. Собрались, столпились лицезреть княжескую кончину. На лицах одних было любопытство – такое негаданное событие. Другие, их было больше, восприняли случившееся с благоговением как чудо Господне:

– Благодать снизошла, благодать!

– Отметил Господь!

– В храмах угодники помирают…

– Так ведь грешил покойный, – произнёс кто-то с сомнением.

«Покойный» – это слово вывело Анну из оцепенения:

– Не покойный! Ноги ещё не успели захолонуть, а уж судачат о его праведности, – она ринулась к мужу, рванула застежку однорядки, разодрала нательную рубаху. Сердце ещё слабо билось…

– За Еввулой скорей!

– Нет её в городе!

– Есть, есть – намедни прибыла.

А та уже мчалась от Глебовских ворот к храму, простоволосая, босая, оставляя на январском снегу маленькие, но глубокие, до прошлогодней травы, следы-проталины.

– Из храма выносите! Выносите! – кричала она на бегу.

Ей повиновались – быстро вынесли князя на паперть, уложили на шубы.

Еввула наклонилась над ним, шумно задышала ему в рот, принялась с силой сводить и разводить ему руки. За её странными действиями следили с надеждой – не впервой помогала. Но она медленно поднялась, одёрнула рубаху, отёрла косой вспотевший лоб и – двинулась прочь. Анна, помедлив, бросилась следом, ухватила её за рукав.

– Поздно, княгиня, поздно! – Еввула отмахнулась равнодушно и небрежно и вдруг свистнула – сорвались с колокольни галки, загалдели, захлопали крыльями.

– Еввулушка, милая, ну попробуй ещё! Ты можешь! – Анна бухнулась на колени прямо в снежный намёт. – Оживи, хотя бы как Евсея…

– Как Евсея, князя нельзя.

Толпа охнула, приблизилась к ним: значит, всё-таки Еввула полгода назад чуть не сделала из борковского старосты вурдалака. Два дня после своих похорон расхаживал он по селу и городским слободам, пугая людей, потом исчез. Выходит, зря выпороли пастушат, которые доложили борковскому батюшке, что Еввула, по просьбе старостихи, открывала гроб. Батюшка убедил прихожан, что Евсей им только мнится, и корил их, что распустили слух и по городу.

Ни Еввула, ни Анна не уловили враждебности во всё увеличивающемся людском окружении, не замечали его и беспрепятственно оказались опять подле князя.

– Господин мой, ясный сокол мой, – заговорила Еввула нежно и певуче, – не могу я взять греха на душу. Слышишь – не могу. Два денёчка всего походишь по земле. Что за них успеешь? А ценой тому будет чья-то жизнь. Разве ты хочешь этого? Да и кто платить будет!

– Я! – всхлипнула Анна. – Мне нужны эти два дня. Я не успела… Я не сказала…

– Матушка, опомнись! – княжич Иван обнял Анну за плечи. – Не убивайся так. Мы же с тобой. О нас подумай.

– Никто из вас мне его не заменит! – отрезала Анна и, ни к кому не обращаясь, приказала: – Несите в терем.

Больше она не сделала никаких распоряжений и быстро направилась к себе. Иван остался у храма и принимал соболезнования приехавшего из владычной слободы епископа. Никому больше не было дела до Еввулы. Простоволосая, босая, в одной рубашке, она поплелась в Глебовскую башню. Снег под её ступнями больше не таял.