Мариша Кель - Восточный плен. Князь

Тяжело вздохнув, она попыталась мило улыбнуться мужчине, что лежал у ее ног.

Но ни ласковость ее взгляда, ни взмах длинных ресниц ни на мгновение не умерили ярость пленника. Перед Сетеней по-прежнему был человек, который, имея возможность, не задумываясь, переломил бы ее хорошенькую шейку. Она со всей очевидностью осознавала, что этот русский может в любой момент напасть на нее.

Но Сетеней так же понимала, что этот мужчина, вопреки всему здравому смыслу, должен начать доверять ей, и как можно быстрее. Сама же Сетеней намеревалась доверить ему самое ценное, что имела, – жизнь своей единственной дочери.

– Отпустите его и снимите кандалы, – на турецком приказала она.

Стражники, все как один, посмотрели на нее, точно на умалишенную.

Раздраженно вздохнув, она яростно взглянула в сторону Кизляра.

Лицо ее преданного друга скрывала темная мантия, а по непроницаемому взгляду его черных глаз нельзя было прочесть ни одной мысли. Он молчал, как и всегда.

– Он никуда не денется посреди пустыни, Кизляр, – спокойным тоном произнесла Сетеней.

Молчаливый евнух знаком приказал охране снять с пленника кандалы и удалиться.

Сам же он и не подумал двинуться с места, оставшись стоять, точно безмолвная тень, за спиной своей госпожи.

Четверо стражников исчезли в проеме шатра. Оттуда они могли слышать, что происходит за пологами, но так как они не знали языка, на котором Сетеней собиралась говорить со своим невольником, они не имели возможности понимать услышанное.

Почувствовав облегчение, женщина опустилась на ковер рядом с мужчиной, который, возможно, представлял для нее смертельную опасность.

– Меня зовут Сетеней, – начала она на прекрасном русском. – Как зовут тебя?

Сузив глаза, он смотрел на нее уже без злобы и ненависти, однако не произнес ни слова.

Не спеша, без резких движений, он, пошатываясь, поднялся на ноги, выпрямившись во весь свой внушительный рост.

Сетеней осталась сидеть на прежнем месте. Мужчина уже стоял, а она, казалось, покорно замерла пред ним.

Жестом приказав невольнице поднести воды, Сетеней приняла из ее рук кувшин и только тогда, грациозно поднялась.

Невольник был так высок, что Кадын пришлось привстать на носки, чтобы поднести к его губам воду.

Мужчина склонился и начал жадно глотать.

Сам он не смог бы справиться… Его руки были сплошь покрыты рваными кровавыми ранами.

Он жадно пил, прикрыв глаза, позволяя любопытному взгляду Сетеней разглядывать свое лицо. Гордое, некогда красивое лицо, одна сторона была покрыта грязью и пылью, вторую же полностью искажал уродливый шрам, оставленный сильным ожогом.

Когда мужчина вдоволь напился его взгляд встретился с изучающим взглядом Сетеней.

Женщина молча вглядывалась в глубокие проницательные глаза своего пленника.

«Невероятно, – промелькнула мысль, – как он похож на возлюбленного. На ее Мейвели…»

Воспоминания о том периоде жизни, когда она была безгранично счастлива, причиняли женщине невыносимую боль, и она тут же постаралась прогнать их.

Темные волосы невольника неаккуратными грязными прядями падали ему на лицо и плечи. Поддавшись внезапно возникшему порыву, Сетеней подняла руку и отвела с его лица тяжелые пряди.

Улыбнувшись ему, она пришла к заключению, что лицом этот русский не мог сравниться с ее возлюбленным.

– Вам нечего бояться, – вновь попыталась она начать разговор.

– Бояться? – переспросил Влад. Его низкий раскатистый голос доносился, точно из глубин всей его негодующей сущности. – Это вам стоит меня бояться, Сетеней. Я в два счета сверну вашу хорошенькую шейку, и кастрат не успеет даже охнуть.

Женщина удивленно вскинула идеальные черные брови.

– Ты помнишь меня? – И она в одно движение сняла с головы свою чадру.

Ее темные густые волосы великолепной тяжелой волной упали на плечи и спину.

Некоторое время она наслаждалась смущением, явно выраженным в глазах мужчины, но это продлилось мгновение, затем его лицо снова стало непроницаемым.

– Я так же, как и ты, – тихо произнесла она, – вступила на эту землю рабыней…

– Я в кандалах благодаря тебе, – не дав договорить, перебил невольник. – Именно по твоему приказу меня, полуживого, притащили к берегам Турции.

– Не за тобой, князь, я посылала наемников! – повысила голос женщина.

А затем прибавила, уже мягче:

– Ты же князь Ольденбургский? Я не ошибаюсь?

– Не ошибаешься.

Сетеней вздернула подбородок, и глаза ее вызывающе блеснули: